Читать «Чаша. (Эссе)» онлайн - страница 10

Кресты у староверов своеобразные. Крест-то он крест, однако от верхушки к концам перекладины как бы крыша. Две доски. И называют эти кресты здесь “часовенками”. Ну а в самом перекрестии обязательно врезана иконка, литой бронзовый образок либо крестики разных размеров, сюжетов и разных времен. На музейном языке – литье или мелкая пластика.

Заглядывал я на эти кладбища. После дорожного мелькания и шума – тишина, покой, чистота. При всем азарте не могла бы рука подняться и отковырнуть литой образок от креста на могиле. Но в стороне около забора лежат обычно сложенные в кучу кресты, подгнившие, видимо, чтобы с кладбища их увезти, а может, и сжечь. Иконы, пришедшие в негодность, староверы уничтожают двумя способами: либо пускают по воде, по реке, либо – в огонь.

Одну такую “часовенку”, подгнившую и упавшую, я даже привез домой. Белый, жестковатый, сухой лишайник по серой рыхлой древесине.

Однажды кладбищенский “куст” я увидел в двух-трех километрах от дороги, причем не в каких-нибудь старообрядческих местах, а у нас во Владимирской области. Тем более удивительно – “куст”! Свернул и подъехал. Оказывается, и кладбища умирают. Не было тут ни загородки, ни могильных холмиков, ни оградок, ни крестов. Среди редких деревьев паслось деревенское стадо. Это место перестало быть кладбищем, очевидно, давно. Редко стоящие деревья, земля, притоптанная коровами, мелкая травка. Тем более я удивился, увидев в сторонке одинокий крест – “часовенку”, уцелевшую Бог знает с каких времен. И красно-медная иконка на нем (меня поймут собиратели и ценители мелкой пластики). Святой Георгий на коне, поражающий змея. Изображение уже сгладилось, все грани его округлились, но все же степень сохранности можно было считать вполне приличной. Особенно если учесть, что пятнадцатый век…

Даже кладбища умирают, а люди, пока живы, оказывается, думают о кладбищах, и у кого есть хоть маленькая надежда, лелеют мечту о наиболее почетном, престижном, а единицы – о самом почетном – Новодевичьем. Есть даже и анекдот. А может быть, правда. Умер композитор Блантер. Председатель Союза композиторов Тихон Хренников стал хлопотать, чтобы похоронить Блантера на Новодевичьем. Пришел он к коменданту кладбища: “Вы понимаете, Блантер… “Катюшу” поет вся страна, “Летят перелетные птицы”…” Комендант бесстрастно листает какие-то списки, переворачивает страницы: “Блантер… Блантер… Нет Блантера. Блантер… Блантер…” И вдруг обрадованно: “Вы есть!”

Вспоминаю и еще один эпизод. Встретились мы около дома (в одном доме жили) с Александром Альфредовичем Беком. Тары-бары. А как раз выслали из страны Солженицына. Стали газеты просить у писателей отклики на это событие. Я думаю, многие писатели дорого дали бы сейчас, чтобы эти отклики исчезли сами собой. Читаешь, и оторопь берет. И в том числе – отклик Валентина Катаева (“Правда” от 15 февраля 1974 года):