Читать «Понурый Балтия-джаз» онлайн - страница 11

И еще: "Многие сотрудники публикуют книги. Гвалт - в политическом смысле - царит обычно в разгромленной команде; молчание означало бы, что возможности отыграться изыскиваются и постоянно используются. Однако, судя по публикациям в прессе и разговорам, общей рабочей технологии нет, это не корпорация..."

Бедный, бедный Ефим Шлайн.

Бедный и я вслед за ним.

- Да ты слушаешь ли меня, Бэзил?

- Конечно, Ефим. Ты говорил о визите в здешние места московского деятеля, который собирается спасти Балтику от терроризма, экологической катастрофы, венерических заболеваний, инфляции, наркомании и, кажется, ещё безработицы.... Для маскировки благородных намерений скромный тип сделает на машине бросок из Минска в Псков, переправится через Нарву и проведет в Таллинне три дня инкогнито. Здесь последуют... как их... ну, консультации с эстонцами относительно возможности вывоза из Калининградского анклава на эстонском плавсредстве полторы сотни бочек с химической заразой. Бочки купил в Германии калининградский концерн "Экзохимпэкс", да и забыл, вроде бы, зачем... Я правильно понимаю дело?

- Введу в обстановку...

- Может быть, преждевременно? Мы не договорились еще, какую работу предстоит выполнять и по каким тарифам...

- Обсудим размер твоего гонорара после постановки задачи, идет?

- Марика! Марика! - позвал девушку теперь я.

Пиво и кока-колу принес, однако, папаша Тоодо Велле. Шлайн почти не обратил на него внимания.

Вот полюбуйся на этого давнишнего друга шлайновской конторы, сказал я себе, полюбуйся и крепко запомни все - хромоту, вдовство, искалеченную дочь, одиночество и во что его, сукина сына, и его дом превратили в благодарность за подвиги. Наглядись на все это и наберись страха, как можно больше страха. Тебе это пригодится, бесстрашный герой, шелудивая одинокая гиена Бэзил Шемякин. И наберись не простого дешевого страха за собственную шкуру. Наберись настоящего страха - за своих близких...

И я допил третью банку пива за своих.

Своих же, Шемякиных, только мужского пола насчитывалось в деревне Барсуки, существующей и ныне под Малым Ярославцем, сорок две души. Семьи в клане различались прозвищами. Были Комоловы - кто-то когда-то держал комолую корову, и бабки в семье с тех пор назывались одна после другой Комолихи. Были Жуковы, поскольку отличались иссиня-черными чубами, а жуки в деревне водились именно этого оттенка. Были Коряжкины - один из них умыкнул прямо от гимназии девицу Коряжкину, и, хотя он сделал это по настоянию самой забеременевшей учащейся, её папаша, управляющий паровой мельницей, гнался за парочкой, уходившей верхами, на автомобиле до самой Калуги.

Отца за румянец прозывали Калачом. Возможно, потомки его, в том числе и я, именовались бы Калачевыми. Но судьба распорядилась иначе. Когда румяного Колюню через дыру в полу выпихивали из теплушки, в которой согласно решению барсуковского комбеда от какого-то марта 1930 года кланы транспортировались на север, он единственный был холостым и бездетным, а потому обязанность оставаться в стаде на него не распространялась. Добравшись до Владивостока, он с контрабандистами перешел китайский кордон. В Харбине женился на дочери железнодорожного кассира. В британском полицейском полку, набранном из русских, служил в Шанхае, и там, в пансионе для детей малоимущих эмигрантов на Бабблингвелл-роуд, последний Шемякин превратился из Василия в Бэзила...