Читать «Вложения Второго Порядка» онлайн - страница 91

-- Мы - плод фантазии кого-то третьего, кто нас придумал и сейчас рассказывает про нас кому-то четвёртому; и пока эта коммуникация осуществляется, мы существуем...

-- Господи, что ты Зотов за человек?

-- Да обычный человек, как все - недоделанный и не совсем цельный... точнее совсем не цельный, разваливающийся на свои чувства и эмоции, которые живут и проживают во мне свои странные и неуклюжие жизни... и я их проживаю вместе с ними... и вынужден... вынужден актёрствовать, лицедействовать как все... мы. Меняя маски...

-- Но это же всё - чушь экзистенциальная!

-- Ты о чём?

-- О чём? Да я же уже слышу это жу-жу-жу, которое неспроста! О чём?! О вашем мужском сумасшествии, - о вашей бесконечной вере в множественность реальностей! Всё ныряете куда-то, подальше от самих себя, малодушно и бесстрашно одновременно. Зачем? К чему?

-- А что - реальность одна?

-- Конечно!

-- Ты так считаешь?

-- Вот скажи, если бы всё вокруг нас сегодня неожидано изменилось, и мы очутились внутри какого-нибудь нездешнего, не знаю там, - марсианского, потустороннего, виртуального, чёрт-знает-какого - пейзажа, ты полез бы меня спасать?

-- Вероятней всего, - да, а какая, собственно, разница?

-- Вот именно! - во всех ваших, так называемых, реальностях действуют одни и те же нравственные законы. А если мораль везде одинакова, то нет никаких других реальностей, а есть только одна - наша! И, кстати, изменение нравственного знака с плюса на минус лишь подтвердит это правило.

-- Вот значит ты какая! Бегущая ты моя не по волнам, а по лезвию бритвы Охлакома... Сущности значит, по твоему, нельзя никому множить не то, чтоб без необходимости, а, вообще, - безусловно, нельзя. Да? Ты запрещаешь? Здорово... И как же этот твой вывод об абсолютности нашей реальности называется? Закон Рудевич? Парадокс Рудевич? Казус Рудевич? А? Чувствовал, ох, чувствовал же я, что в запрет и цензуру выльется квинтэссенция этих ваших гендерных заморочек... Предупреждал я тогда, в ту ночь с понедельника на воскресенье, Охлабыстина... Предупреждал, видит Бог!

-- Смейся-смейся... но это же гораздо мудрее, чем создавать малокровные и малохольные реальности, - как в этом вашем калейдоскопе - по мере появленья зуда.

-- Ого! Да ты девочка-то непростая. И про наш волшебный калейдоскоп знаешь... Может ты ещё и про наше магическое заклинание "мне без подливки" знаешь?

-- Ещё бы!

-- И много вас таких, умных, тёток в этом городе?

-- Мало. Я, да Ленка Поддубная.

-- То же жмур на лист?

-- Теле.

-- В теле?

-- Тележурналист. Да только она в Австралию уехала. На пээмжэ.

-- Ясно...

-- Что тебе ясно?

-- Всё.

-- А то тебе ясно, что не хочу я быть твоей фантазией?

-- А кем ты хочешь, Белка, быть?

-- Твоей добычей.

Резко сказала так, и ушла в ванную, сославшись на некие обстоятельства.

А Зотов подошёл к окну.

За окном шёл снег...

Конечно, шёл когда-то в январе. А нынче месяц май стоял. Уж на дворе... Заметно набухли липким запахом горькие почки замурованных в асфальт тополей-инвалидов, которые рядились по обеим сторонам этой центральной улицы куда-то дальше и дальше - туда - через обязательный Сенной Базар или Крытый Рынок, вдоль тревожного Сивцева Вражка или Лысого Холма, и там уже - до неизбежной Плишкиной Слободы или Синюшинной Околицы.