Читать «Партизанский дневник» онлайн - страница 38

Ах, до чего ж красив ночной аэропорт Лос-Анджелеса! Стеклянный, легкий, нереальный, разноязыкий и шумный! Дневная жара угадывалась по ночной прохладе, по мягкости асфальта на стоянке такси и по сероватым потекам пота на белых куртках носильщиков.

Я вышел на улицу. Толпа оглушила меня: мужчины в кружевных женских кофточках, с медальонами на груди и женщины в грубых мужских брюках, длинноволосые юноши в казацких поддевках, подвязанных куском рыбацкого каната, и девушки, стриженные под бокс, - болезненная экстравагантность окружающего была тревожной, хотя внешне беззаботно веселой. И вдруг я увидел парня, который пересекал улицу в том месте, где была стоянка автомобилей: "парковки" машин в Штатах похожи на лежбища котиков на Командорских островах, с той только разницей, что котики маслянисто-черные, а американские машины в массе своей серо-голубые. Парень пересекал улицу неторопливо, вразвалку.

Он был одет во френч хаки, который носят бойцы Демократического Вьетнама, и на груди у него был значок "Я люблю Хо".

Я вспомнил летчика из Калифорнии - его сбили над Хоабинем. Он шел, подняв руки, в полосатой черно-серой арестантской форме: людей, которые прицельно бомбят детские сады и больницы, во Вьетнаме считают военными преступниками. Тот летчик был так же молод, как этот парень в хаки. Только на него смотрели люди, оставшиеся без крова и потерявшие детей, смотрели с тяжелой ненавистью, а на этого паренька из Лос-Анджелеса смотрели - за редким исключением - с веселым доброжелательством.

Спать в первую голливудскую ночь было - даже при всей моей усталости после многочасового трудного перелета - никак невозможно. Этим же воздухом дышали деды мирового кино, здесь жили Чаплин и Дисней, здесь трудятся Крамер, Фонда, Пек, Тэйлор, Бэт Девис, здесь покоряли своим искусством Спенсер Трэсси и Джим Кегни. И я пошел по ночному Лос-Анджелесу просто так, без всякой цели. Тротуары, выложенные розовыми гранитными звездами, на которых выбиты имена кинозвезд, операторов и режиссеров, ведут вас к центру, к морю огней и света, а вам не хочется шагать по именам живших искусством кино, и вы сворачиваете на тихую улицу и сразу вспоминаете Ильфа и Петрова, ибо вы попадаете в одноэтажную Америку. За прошедшие тридцать лет она не стала двухэтажной. И даже бурлеск, куда я забрел, тоже был одноэтажным, сделанным под салун прошлого века. Парень с гитарой, бородатый, в техасских высоких ботинках и черном свитере, подмигнул залу и сказал: