Читать «Наши люди (Выбранные места из бесед с великими)» онлайн - страница 116

- Да, будет посягательством. И кроме того, некогда судьям дежурить, у них и так средняя нагрузка - сорок дел в месяц.

- Особенность феодализма - низкая цена человеческой жизни, а права и достоинства личности при нем вообще не принято обсуждать. Так?

- Вот в феодальной Англии как проводилась чистка переполненных тюрем? Приезжал шериф и в зависимости от настроения всех выпускал или, напротив, всех вешал. Вот и у нас в прессе были предложения отменить мораторий на смертную казнь и смертников побыстрей расстрелять, а то якобы они много проедают. А их всего-то пятьсот человек - прям объели страну!

- Так что, у нас время для реформ еще не пришло?

- Нет, просто одновременно с реформами надо вести просветительскую работу. Чтоб люди, которые принимают решения, учились их принимать на основе новых, правовых стандартов.

- То есть вы и сами понимаете, за что вас не любит начальство? Оно знает, что не надо гнать лошадей, не надо спешить с реформами, когда у нас такое состояние умов. Вы тоже ведь не требуете немедля навести порядок и уповаете на медленный прогресс. Газеты потихоньку будут пописывать про гуманизм, ТВ американскими детективами приучит нас к правам человека - и, гляди, нравы постепенно поправятся, так?

- Да, все должно постепенно делаться. Те же суды присяжных хоть и медленно, но переустраивают среду вокруг. Вслед за ними и простые суды начали исключать из дела доказательства, добытые с нарушением закона, - вот, есть теперь такая процедура! Это культура, это как мытье рук перед едой - приказным порядком не введешь, пока люди сами с этим не согласятся и не примут как свое.

И еще нужна политическая воля. Надо, чтоб царь был освободитель и реформатор и чтоб строго спрашивал с чиновников за подготовку и проведение реформ. А то когда ввели суды присяжных, так я сам ездил по стране, правдами и неправдами выторговывал здания под эти суды. А ведь можно было из Москвы строго приказать! Но - нет, не приказали, сказали - сам выбивай, если тебе надо. И это, заметьте, в лучшие времена президентской заботы о реформе - до того как Филатов с Ореховым нас разогнали.

Конвейер или служение?

- Вы диссидент?

- Да нет... Или, если вам угодно - диссидент в советском понимании этого слова. Тогда диссиденты указывали власти на то, что она должна была соблюдать собственные законы. И я теперь указываю.

- Вы - идеалист?

- Да. В том смысле, что у меня есть идеалы, за которые я сражаюсь. Это, например, идея правды. Верующий ли я? Да, конечно. Если говорить о моих идеалах, то они, собственно, вмещаются в короткой фразе из манифеста Александра Второго: "Да правда и милость царствуют в судах".

Иногда народные заседатели меня спрашивают: "А что будет вам, если мы примем такое-то решение?" Я им отвечаю: "Наши неприятности ничто по сравнению с неприятностями подсудимых. Нас поругать могут, а у них - жизнь отнять".

- Получается, что вы один хороший, а все плохие?

- Не так. Тут важно, как человек относится к правосудию: как к производственному процессу или как к служению. Для части моих коллег дело это некий полуфабрикат, который нужно довести до кондиции, то есть до обвинительного приговора. И побыстрее. На президиуме за день могут рассмотреть шестьдесят дел зараз! Судьи не в состоянии в эти дела вникнуть, и в конечном счете получается, что все решает молоденькая девочка без опыта, без образования - та, что готовит к заседанию бумажки. Это страшный конвейер...