Читать «Опыт биографии» онлайн - страница 222

Прежде всего было опровергнуто обвинение в том, что Гинзбург передал Белую книгу в НТС для опубликования, ибо оно опиралось только на противоречивые показания подсудимого Добровольского и в свою очередь противоречило бесспорно установленным фактам. Было полностью опровергнуто обвинение в связях подсудимого с организацией НТС, ибо приговор опирался на показания того же Добровольского, которых он в действительности не давал во всяком случае их не было в деле. Напротив, в деле, при его внимательном анализе были доказательства отсутствия связи Гинзбурга с НТС, ибо НТС, как доказал защитник, исходя из материалов дела, не только не был связан с его подзащитным, но ничего не знал о нем. Адвокат обвинил суд в нарушении закона, ибо в своем приговоре суд отверг доказательства, оправдывав-шие Гинзбурга. Было установлено, что сами по себе действия Гинзбурга, включившего в сборник (Белая книга) два материала, признанных криминальными (листовка, подписанная "Сопротивление", и "Письмо старому другу") не образуют преступления, предусмотренного соответствующими статьями советского Уголовного кодекса и т.д. и т.п.

С одной стороны суд по революционной совести, с краснобайской, желтой, цитированной уже статейкой Овчаренко, а с другой - профессиональная работа защитника, швырнувшего в лицо суду обвинение в его полнейшей несостоятельности. А между тем процесс готовился долгие месяцы, бесконечно откладывался, и только появление Брокса-Соколова, не имевшего никакого отношения к делу, его "решило". Бедный Брокс толком не знал, что находится в конверте, который его просили передать в Москве, зачем туда положили бумагу для тайнописи, которая якобы была так необходима Гинзбургу, давно находившемуся в тюрьме, о чем широко оповещалось в западной прессе. Грубая работа, старая жандармская практика, хотя те были поумнее.

Такова суть процесса, и, разумеется, Золотухин в нем никак не предполагался, был случаен, как в моем личном опыте Катц или Верховный Суд Армении, неожиданно оказавшийся на стороне справедливости. Но случайно ли это? Или, как говорилось, это и есть результат и плоды общественного подъема? Что же это все-таки - свидетельство мужества отдельных людей, уже не способных жить против собственной совести, или постепенное накапливание не учитываемых начальством душевных, духовных сил, раскрывшихся в определенный момент таким вот прекрасным образом?

В какой-то мере книга, надеюсь, отвечает на подобные вопросы; значительно полнее, несомненнее отвечает судьба Бориса Андреевича Золотухина, моего ровесника - одного из самых прекрасных людей нашего времени, знавшего то, о чем я только догадывался (уже факты анкетные: следователь прокуратуры, прокурор, талант и энергия - открывшаяся карьера, а потому кажущийся неожиданным, а на самом деле несомненно выношенный и продуманно-принципиальный слом биографии - уход в адвокатуру, успех в ней, имя: член президиума Московской коллегии адвокатов, зав. одной из московских юридических консультаций - и процесс Гинзбурга, как логическое завершение этой судьбы). Очевидно, и наше начальство так или иначе задавалось этими вопросами, решая, разумеется, по-своему. Но ощущение непрочности они не могли не испытьшать. Такое ощущение несомненно живет в каждом жулике или спекулянте, как бы ни был он нагл или самоуверен, какие бы твердые гарантии ни давал ему жулик покрупнее. Миф о честном слове бандита существует лишь в романтических байках бывших уголовников, утверждающих высоту нравственного чувства находящихся в законе. На самом деле там существует всего лишь, скажем, собственное представление о нравственности, та самая "нравственная диалектика", о которой уже говорилось.