Читать «Солженицын и Сахаров» онлайн - страница 55

72

Только в 1982 году он решил ответить сразу всем своим критикам из других эмигрантских и диссидентских движений большой и крайне грубой, даже оскорбительной статьей - "Наши плюралисты". "Шесть лет не читал я ни сборников их, ни памфлетов, ни журналов, хотя редкая там статья не заострялась также и против меня. Я работал в отдалении, не обязанный нигде, ни с кем из них встречаться, знакомиться, разговаривать. Занятый "Узлами", я в эти годы продремал все их нападки и всю их полемику. Они мечтали, чтоб я с ними суетился, повысил бы им цену, а без этого хиреют на глазах, захлебнулись в собственном яде"7. Но теперь Солженицын решил ответить всем сразу, помянув двумя-тремя фразами совсем разных людей - и находящихся в эмиграции, и живущих в Союзе. При этом взгляды, высказывания, статьи и очерки этих авторов были крайне упрошены и искажены. Чтобы подчеркнуть свое неуважение, даже презрение к оппонентам, Солженицын в своей статье не упоминает даже инициалов, а только фамилии - Галич, Синявский, Пинский, Шрагин, Янов, Амальрик, Чалидзе, Лерт, Левитин-Краснов, Михайлов, Плющ, Соловьев, Клепикова, Померанц, "некто" Любарский. Цитаты даются без сноски на источник, часто без указания автора. Многие из оппонентов Солженицына были, конечно, не совсем правы в своих упреках, но многие их упреки были совершенно справедливы. Статья Солженицына попала и в СССР, и произвела на всех нас очень неприятное впечатление. Писатель впал в грех гордыни, и это отталкивало от него и диссидентов в эмиграции, и тех, кто еще жил и работал в СССР. Уже тогда начала быстро расти трещина между Солженицыным и независимым общественным мнением в СССР, которое только начало нарождаться. Солженицын требовал такого же полного признания и идеологического подчинения своим взглядам и концепциям, как и КПСС.

Начало "перестройки" в СССР Солженицын публично никак не комментировал. Мы видим по его литературному дневнику, который начал публиковаться только в 1999 году, что писатель внимательно следил за событиями в стране и за судьбой советских политзаключенных. О Горбачеве он писал в своих заметках с явной неприязнью, но к начавшемуся в конце 1986 года освобождению диссидентов из тюрем, лагерей и ссылки Солженицын отнесся как к важному событию, которое и ему давало надежду на возвращение. Однако в печати или в своих публичных выступлениях писатель ничего не говорил о положении дел в

73

СССР с 1980 до 1988 года. Свое многолетнее молчание Солженицын нарушал только тогда, когда нужно было комментировать начавшие выходить первые Узлы "Красного колеса". Русские издания этих первых Узлов выходили в свет практически незамеченными. Но и на английское, немецкое и французское издания "Августа Четырнадцатого" рецензии были редкими и очень сдержанными, хотя это был несомненно лучший том всей эпопеи. И рецензентов, и читателей просто отпугивал большой объем романа с размытым сюжетом и множеством действующих лиц. "Это, конечно, не развлекательное чтиво для летнего отдыха, - писал Пол Грей в журнале "Тайм". - Тех, кто каждое лето испытывает угрызения совести из-за того, что они не могут одолеть "Войну и мир", приведет в ужас перспектива чтения "Августа Четырнадцатого" - веши, безусловно, трудной и требующей от читателя большого напряжения"8. На Западе издается немало книг по истории, которые читаются как занимательные романы. Трудно было рассчитывать поэтому, что западный читатель одолеет нелегкое для восприятия, но обширное "повествование в отмеренных сроках".