Читать «Дневник (1887-1910)» онлайн - страница 135

Вид живого Виктора Гюго не повредил образу Виктора Гюго, но я сержусь на себя за то, что у меня не хватило энтузиазма увидеть хоть на минуту великого поэта в этом жалком старичке. Он вышел под руку с внуком.

Я вкладываю в его имя не меньше смысла, чем в имя бога. На него ушла вся моя способность обожать.

Критиковать Гюго! Когда я смотрю на закат солнца, какое мне дело до того, что солнце вообще не закатывается, а земля вращается вокруг солнца? Когда я читаю Гюго, какое мне дело, как он писал то или это?

Когда я был мальчиком, я говорил своему деду: "Какие они счастливые, что у них такой дедушка!" И мой дедушка, ничуть не обижаясь, подтверждал, что они действительно счастливые.

29 ноября. Трудись, трудись! Талант - как земля. Наблюдай жизнь, и она не устанет тебя вознаграждать. Вспахивай свое поле каждый год: каждый год оно будет давать урожай.

30 ноября. Когда я не очень оригинален, я немного глуп.

* И к черту также "увядание с его чуть печальной прелестью".

9 декабря. "Гораций" в "Театр Франсе". Две колонны, два кресла. К колоннам глупейшим образом прицеплены какие-то зеленые морковки, как оказалось потом, мечи.

Ламбер-сын бесконечно растягивает "р" во всех словах, начинающихся с этой буквы.

Если же стихотворная строка оканчивается словом с буквой "р" на конце, он совсем опускает ее и говорит "пожа..." вместо пожар, "позо..." вместо позор и перескакивает к следующему стиху, точно боится, что его украдут.

Сильвен задыхается, но беспорядочно, без толку.

Дельвер - буднична.

Дюминиль - сплошной зад.

Жалкие фигуранты. А царь! Какой это проказник смеха ради налепил ему на голову золотую корону?

Гораций хорош. В четырех или пяти местах достигает кульминации, но все это слишком длинно, слишком рассудочно. И дурного тона.

У старика Горация лицо будто из ломкого гранита.

* Старость приходит внезапно, как снег. Утром вы встаете и видите, что все бело.

11 декабря. Завтрак у Блюма. Жорес похож на не имеющего ученой степени учителя начальной школы, которому мало приходится бывать в движении, или на растолстевшего коммерсанта.

Среднего роста, широкоплеч. Лицо довольно правильное, ни уродливое, ни красивое, ни оригинальное, ни слишком обыденное. Целый лес волос, но лицо не заросшее, только шевелюра и борода. Веко на правом глазу нервно подергивается. Высокий стоячий воротничок. Галстук сползает на сторону.

Большая эрудиция. Он даже не дает мне докончить те несколько цитат, которые я привожу и которые мне, впрочем, не так уж дороги. На каждом шагу привлекает историю или космографию. У него память оратора, потрясающая, наполненная до краев. Часто харкает в платок.

Не чувствуется особенно сильная личность. Скорее производит впечатление человека, о котором в истории болезни можно было бы сообщить: "Пользуется завидным здоровьем".

Он шутит и сам смеется слишком долго таким смехом, который как будто спускается со ступеньки на ступеньку и останавливается только у самой земли.

Речь у него медленная, широкая, немного запинающаяся, без оттенков...

Странно произносит некоторые слова, пренебрегая последней буквой.