Читать «Дневник (1887-1910)» онлайн - страница 104

Жюль Ренар

1898

1 января. - Я собираюсь, - сказал он, - зайти к вам завтра и рассказать о своих неприятностях.

- Тогда неприятности будут у двух вместо одного.

* Каковы итоги? Мне скоро тридцать четыре года, у меня есть кое-какое имя, скажем: имя, которому ничто не мешает (другие в это верят, но я-то, увы, не обманываюсь) стать громким. Я мог бы зарабатывать много денег, но я их не зарабатываю. Ни одной книги за год. Не будь "Радости разрыва", год вообще бы получился пустой. Конечно, смерть отца может служить оправданием мне, но не моей лени. В отношении нравственном не сдвинулся ни на йоту, где там! Зато усовершенствовал свой эгоизм. Сумел доказать Маринетте, что ее счастье зависит от моей полной свободы. Люблю ли я своих детей? Сам не знаю. Когда я на них гляжу, я умиляюсь. Но я не ищу случая видеть их слишком часто. Умиляясь им, я умиляюсь, в сущности, самому себе. Доброта отвлеченная, да и мне было бы весьма нелегко употребить ее кому-нибудь на пользу. Я не настолько чувственный, чтобы бегать за женщинами, но отлично понимаю, что любая могла бы сделать со мной все, что ей угодно.

Друзья, и ни одного друга. Я почти потерял Ростана, и его успех нас не сблизит. Я для друзей ничего не делаю. Возможно, они как раз лучшее доказательство того, что я представляю собою нечто. Они любят меня лишь из уважения.

По-прежнему зол. Достаточно мне сделать по улице три шага, и я становлюсь непереносимым. К счастью, я редко выхожу из дома.

Я так же стар духом, как мой отец был стар телом. Почему я не кончаю жизнь самоубийством? Мне даже кажется, что я становлюсь скупым и что я напрасно позволяю себе так часто нанимать фиакр. В этом я уверен.

2 января. За нашу леность нас карают не только наши неудачи, но и удачи других.

3 января. У Мюльфельдов.

- Нет поэтов, кроме Ростана, - говорит госпожа Мюльфельд.

Я вынужден возражать, потому что Ростан становится вдруг более великим, чем Виктор Гюго, и из его успехов делают нелепые выводы. "Сирано" великолепный анахронизм, и ничего больше. Ростан не будет иметь никакого влияния на поэзию, разве только на весьма посредственных поэтов, которых прельщает его успех. "Сирано" ничуть не встревожил поэтов настоящих; но своей "Самаритянкой" Ростан заткнет их всех за пояс.

- Скажите, между нами, конечно, - говорю я Ростану, - верно ли, что успех "Сирано" принес вам больше радости, чем ваша "Самаритянка"?

- Нет, - отвечает он. - У меня в этой пьесе есть места, которые я предпочитаю всему "Сирано". Например, второй акт. "Самаритянка" потребовала подлинного поэтического усилия, и успех ее на сцене, возможно, был еще более шумным.

- В "Самаритянке" все создано вами. В "Сирано" вам помогает сюжет, эпоха. Ловкий человек, например Сарду, умей он строчить стишки, мог бы в конце концов набрести на сюжет "Сирано", а для "Самаритянки" требуется подлинный поэт. "Сирано" превратил вас в поэта драматического, ирои-комического жанра; он вас ограничил. Поэты, не пишущие для театра, могут сказать, облегченно вздохнув: "Вот к этому и сводится весь Ростан". Я имею в виду Мендеса, Роденбаха и присных. Они могут делать хорошую мину, правда зеленея при этом.