Читать «Луиджи» онлайн

Марина Палей

Приятного чтения!

Палей Марина

Луиджи

Марина Палей

Луиджи

Рассказ

От автора

Рассказ "Луиджи" входит в цикл "The Collar" ("Ошейник"). В качестве отмычки - сокращенная цитата из русско-американского классика: если я не деспот своего бытия, то никакая логика не разубедит меня в глупости моего положения - спички, которую зажигает и гасит ребенок.

В скромных пределах, отпущенных человеку, мне удалось пройти через сотни ролей. То немногое, до чего у меня пока не дошли руки в так называемой "реальности", - это мой цвет кожи, пол и имущественный статус. Мне есть куда развиваться: я могу стать, например, пенджабским магараджей, безбедным тяньцзиньским мандарином или культовым афроамериканским джазменом. Знакомый озабоченно спросил меня в связи с этим: "Тогда подмигнешь нам, о'кей? Дашь какой-нибудь знак, что это ты?".

О чем речь! Конечно, я так и сделаю.

"По всей длине сверкающей утренней набережной - нарядной, свежей, сплошь в розовом оперенье цветущих магнолий, - на полупустых, продуваемых апрельским ветром террасах, под полосатыми - голубыми, салатными, нежно-алыми - парасолями, как и всегда, с самого открытия бесчисленных кафе, уже сидят в ряд жены местных торговцев, маклеров, барменов, крупье. Все они одинаково пожилые, с резким рельефом сухожилий на жестких шеях, в коротких пепельных париках, черных очках (даже после многократных face-liftings лишь полускрывающих возраст кожи), в светлых норковых шубках, в декоративных, не предназначенных для передвижения туфельках - лаковых остроносых лодочках на длинных, серебряными гвоздями, каблуках, - в этой игрушечной обуви с тонкими ремешками на круто выгнутом подъеме и тонких щиколотках неожиданно сильных, далеко вытянутых, красиво скрещенных ног. Стареющие женщины полулежат в лонгшезах часами, - молча, бездвижно, словно ловко сработанные чучела пушных зверьков. Лишь иногда, не поворачивая головы, они тихо перекинутся междометием - или, внезапно оскалив рот, энергично вдохнут мягкий сигаретный дым, - пуская при этом зайчиков драгоценными резцами от миланских дантистов. Их единственное и традиционное развлечение в это время года и дня какая-либо единичная (предпочтившая именно мертвый сезон) туристическая особь, которую они отлавливают глазами еще вдалеке, у гранд-отеля Villa Serbelloni, чтобы все так же бездвижно, одними зрачками, медленно проследовать за ней по всей via Roma (где вояжирующий чужак особенно хорошо виден на яркой белизне парапета), а затем еще долго-долго сверлить его спину, пока она не обратится в точку где-то на Piazza Carcano. Одновременно с этим они цедят по капелькам из крошечных, словно наперсточных чашечек густой итальянский кофе - пьянящий, черный, крепчайший, как яд.

Но если взбрело бы в голову какому-нибудь опасному шутнику чуть изменить стаффаж, - кое-что подрисовать, кое-где закрасить, - переиначить нечто в аксессуарах и облачении застывших на фоне знаменитого итальянского озера манекенов, - убрать, скажем, капроновые парики, раскосые пляжные очки (словно взятые из черно-белого кино шестидесятых), - лонгшезы, чашечки, каблучки, искусственные челюсти и нежный норковый мех, - а вписать лавочки-платочки, семечки-телогреечки (поверх перекошенных, когда-то фланелевых халатов), - а также, скажем, валенки с отрезанными по летнему времени голенищами, а также каким-либо образом передать застарелую вонь немытых старческих тел - то получился бы, к ужасу путешественника, все тот же самый, удушающий даже при мгновенной мысли о нем, - не упраздняемый никакими законами, временами, идеями, - перекрывающий даже во сне путь назад, бессменный, бессмысленный, беспощадный заслон. Он возведен неизвестно когда, словно от сотворения мира, - из прочно пропитанных водкой, завистью, злобой человечьих объедков, высосанных и выплюнутых временем, - тем не менее, стойко несущих коммунальную вахту там, возле разящих мочой подъездов - там, на спесивых задворках мира.