Читать «Крушение антенны» онлайн - страница 3
Николай Огнев
- К чяму жа, к чяму жа! Это и есть полукрест, - хмуро ответил Малина Иваныч. - Противоцерковная вещь.
- Дык, ведь, там телеграф, - робко сказали в стороне. - Мачта телеграфная ето.
- Уч-чоны больно стали, - брякнул небрежной издевкой председатель. Неш телеграф такой бывает? Неш не видал на чугунке? Мне и в городу сказывали: телеграф. Да толькя это не телеграф! К телеграфу полагается проволока. А игде она? Нукася? Противоцерковная вещь это... в обще-государственном масштабе.
- Сказывали, будто без проволоки действовает.
- Думаешь, - бога отменили, так и проволоку отменили, - со злобой огрызнулся Малина Иваныч. - Ма-лина вам, безотцовщине: знай, отменяй, боле никаких!
- Гли-кось, никак Марфутка Сергеичева из колонии идет.
- Она и есть.
- А ты ее спроси. Нябось, знает.
А Марфутка - колдунова внучка. Отца в германскую войну ухрокали, мать умерла от стрекучего волоса, вот Марфутка и попала в колонию на воспитание. Четыре года уж в колонии живет, - по-немецки да по-собачьи лопотать может, про жаркие страны рассказывать умеет; известно: - в колонии делу не обучают, а все пустякам. В церковь их, конечно, не водят, такой декрет есть: называется отделение церквы от государства, но про бога Марфутка помалкивает.
- Нехорошо. Чать, она к деду.
- Шшшшши!
- Марфутка! Ма-арфутк!
- Тише, ты, лешай! Неш не знаешь, опрошлый раз приходила, дык не велела Марфуткой звать. Зови ее Марочкой.
- Ма-арочкой. Хррры...
- По-советски.
А Марфутка, - да какая она Марфутка, когда Мара, - шла, усупившись в землю, - не сметь меня трогать, не сметь на меня глядеть, не сметь про меня шушукаться; что это, на самом деле; только в колонии чувствуешь себя человеком, а на деревню хоть не показывайся; сейчас и "Марфутка", и "опосля", и "докелева", и словно ты не человек, а замызганная белобрысая девчонка, да вдобавок колдунова внучка; поэтому тому, кто Мару любит,
а это - Коля Черный,
провожать Мару на деревню строго запрещено.
У крылечка расступились, пропустили. Мара вошла в избу, сморщила нос от воздуха, сказала:
- Бонжур. Это по-французски здравствуйте. Дедушка, вы не грустите. Я вам от Шкраба лекарство принесла.
Вынула бутылочку с темной водой; в избу, нагибаясь, шагнул Малина Иваныч.
Сергеичев глядел на внучку, а видел другое, страшное. Ноги в холстинных гультиках напружились, раскарячились еще больше, - вот, вот, сейчас лопнут и потечет вода. Руки стали ручищами, пальцы коричневыми корешками впились в пестрядину. Малина Иваныч слюняво глянул на Мару, сказал:
- А с парнями гулять - вас тоже в колонии учат? Житье ваше, вижу, малина. Дед помирает, а она по-хранцузски.
Сергеичев потянулся, враз подпрыгнули раскаряченные, как у битой лягушки, ноги, выпрямились. Рот блеснул смертной улыбкой, рука колотнулась и затихла. В углу затикал будильник, старуха за печкой плакала, изредка икая.
Малина Иваныч взял Сергеичева за руку, подержал, отпустил. Перекрестился, нерешительно сказал:
- Помер, должно...
- Нет пульса? - глотая слезы, спросила Мара.
Грикуха шагнул вперед, стал на колени, засопел:
- Про мерина-то, про мерина-а-а...