Читать «Каблуков» онлайн - страница 247

"У меня сейчас миллионов немного, но есть. Больше десяти, меньше ста. Точно не говорю, потому что все в деле. Началось с "Конюшни" - был такой сценарий. Ты получил пятнадцать штук. Взяли с потолка, оказалось много больше. Вексель можешь не предъявлять, все держу в голове. Есть сферы, где мы короли, есть - где дебилы. Ты, что такое деньги, не знаешь, требуешь расписок, сумму гонорара прописью. Гонорар не бухгалтерия, а сколько я и ты друг другу скажем. В IFSSH я не благотворительностью занимался, а долг отдавал. И не влезай ты в то, чего все равно не поймешь: с чего я плачу налоги, с чего не плачу? - запутаешься. Денег этих уже нет, ни у меня, ни у кого, кто, кроме меня, давал. Они у тебя одного - если подпись поставишь. Давай, оприходуй". "Я напомню тогдашний разговор..." "Значит так, - сказал Дрягин повелительно и неприязненно. - У меня времени нет. Через сорок пять минут кончается, через полтора часа обратный рейс. Я не цацкаться сюда прилетел, а распорядиться. И кое-что разузнать".

Как когда-то, его взгляд опять мгновенно поменялся, дважды - с нейтрального на волчий, пустой, и тут же на ласковый, обаятельный. "Хочу понять, чего лишился, что получил эксклюзивного. Некого спросить. Не те приезжают. Всё больше комсомольцы. Нагрянывают, велят делиться. Хорошо и тут есть комсомольцы, оберегают, как могут... Я здесь жил - ну год. Пусть три. Пять. Вонзался. Пахал: день и ночь - как говорится, при свете фар. А честно - все-таки год. Потом вижу: так это то же самое, я этому научился, то-се просек и валяю. При свете дня, при свете фар режу джинсу по выкройке, строчу шов. Уже после трех понимаю: финиш. После пяти - уже не себя повторяю, а таких, как я. Смешно сказать: "Пищевик" приютский тренировал был живой. Шурую, вхожу в совет директоров, плюсую баксы - мертвый. Вопрос к знатоку тонких материй: а останься - что было бы?" "Шуровал бы, входил в совет директоров, плюсовал баксы". "Правильно". "Ну не в вольере, а в заказнике. Где можно по путевке охотиться". "Правильно". "Объективный закон, - сказал Каблуков, давая знать складками лица, что насмешливо. Живешь - живешь; хочешь с того, что живешь, что-то иметь - мертвеешь". "Правильно".

"А имею я здесь что-нибудь, что не имел бы там?" "Этого не знаю. Я про здесь не знаю. Там - толкаются, на панель харкают, изо рта пахнет, от подмышек, колесами из луж окатывают. Пьют коктейль джин-с-тоником из банок. Пьют пиво из горла, в бумажный пакет не прячут. Правда, все это душевно. На траве лежат, в речке плещутся, по лесу мотаются с корзиной. Пакетики после йогурта, жестянки после шпрот, бутыли после фанты, не глядя, бросают. Что еще? В морду лезут. В душу лезут. Здесь вроде не так. Чисто-светло, аккуратно-удобно. Там этого иметь нельзя". Остановился, предлагая ответить, но тот молчал. "Уважительно. Уединительно. Недушевно. Там про это забудь". "Не подначивай. Я за душевностью не скучаю. Я скучаю за покупкой в лавке, за заправкой бензином. Там это приключение. Подсунут тебе мятый помидор или успеешь заметить? Начнет счетчик считать с нуля или с единицы? За "за" скучаю: надо "по" говорить, а могу "за"".