Читать «Хорошо !» онлайн - страница 3
Владимир Маяковский
бесштанного
Лёвки?! Дудки!
С казачеством
шутки плохиповыпускаем
им
потроха..." И все адъютант
-ха да хиПопов
-хи да ха."Будьте дважды прокляты
и трижды поколейте! Господин адъютант,
позвольте ухо: их ...ревосходительство
...ерал Каледин, с Дону,
с плеточкой,
извольте понюхать! Его превосходительство...
Да разве он один?! Казачество кубанское,
Днепр,
Дон..." И все стаканами
дон и динь, и шпорами
динь и дон. Капитан
упился, как сова. Челядь
чайники
бесшумно подавала. А в конце у Лиговки
другие слова подымались
из подвалов. "Я,
товарищи,
из военной бюры. Кончили заседание
тока-тока. Вот тебе,
к маузеру,
двести бери, а это
сто патронов
к винтовкам. Пока соглашатели
замазывали рты, подходит
казатчина
и самокатчина. Приказано
питерцам
идти на фронты, а сюда
направляют
с Гатчины. Вам,
которые
с Выборгской стороны, вам
заходить
с моста Литейного. В сумерках,
тоньше
дискантовой струны, не галдеть
и не делать
заведенья питейного. Я за Лашевичем
беру телефон,не задушим,
так нас задушат. Или
возьму телефон,
или вон из тела
пролетарскую душу. С а м
приехал,
в пальтишке рваном,ходит,
никем не опознан. Сегодня,
говорит,
подыматься рано. А послезавтра
поздно. Завтра, значит.
Ну, не сдобровать им! Быть
Керенскому
биту и ободрану! Уж мы
подымем
с царёвой кровати эту
самую
Александру Федоровну".
6
Дул,
как всегда,
октябрь
ветрами как дуют
при капитализме. За Троицкий
дули
авто и трамы, обычные
рельсы
вызмеив. Под мостом
Нева-река, по Неве
плывут кронштадтцы... От винтовок говорка скоро
Зимнему шататься. В бешеном автомобиле,
покрышки сбивши, тихий,
вроде
упакованной трубы, за Гатчину,
забившись,
улепетывал бывший"В рог,
в бараний!
Взбунтовавшиеся рабы!.." Видят
редких звезд глаза, окружая
Зимний
в кольца, по Мильонной
из казарм надвигаются кексгольмцы. А в Смольном,
в думах
о битве и войске, Ильич
гримированный
мечет шажки, да перед картой
Антонов с Подвойским втыкают
в места атак
флажки. Лучше
власть
добром оставь, никуда
тебе
не деться! Ото всех
идут
застав к Зимнему
красногвардейцы. Отряды рабочих,
матросов,
голидошли,
штыком домерцав, как будто
руки
сошлись на горле, холёном
горле
дворца. Две тени встало.
Огромных и шатких. Сдвинулись.
Лоб о лоб. И двор
дворцовый
руками решетки стиснул
торс
толп. Качались
две
огромных тени от ветра
и пуль скоростей,да пулеметы,
будто
хрустенье ломаемых костей. Серчают стоящие павловцы. "В политику...
начали...
баловаться... Куда
против нас
бочкаревским дурам?! Приказывали б
на штурм". Но тень
боролась,
спутав лапы,и лап
никто
не разнимал и не рвал. Не выдержав
молчания,
сдавался слабыйуходил
от испуга,
от нерва. Первым,
боязнью одолен, снялся
бабий батальон. Ушли с батарей
к одиннадцати михайловцы или константиновцы... А Керенский
спрятался,
попробуй
вымань его! Задумывалась
казачья башка. И редели
защитники Зимнего, как зубья
у гребешка. И долго
длилось
это молчанье, молчанье надежд
и молчанье отчаянья. А в Зимнем,
в мягких мебелях с бронзовыми выкрутами, сидят
министры
в меди блях, и пахнет
гладко выбритыми. На них не глядят
и их не слушаютони
у штыков в лесу. Они
упадут
переспевшей грушею, как только
их
потрясут. Голос-редок. Шепотом,
знаками. - Керенский где-то?- Он?