Читать «Заметки неизвестного» онлайн - страница 38

Николай Семёнович Лесков

Но как они хотели воспрепятствовать изгаге, то просили отца Павла принять известное старинное доброе средство: рюмку цельного пуншевого рому с аптечными каплями аглицкой мяты-холодянки. Отец Павел и сам знал, что это преполезное в несварении желудка смешение всегда помогает и, в знак того, что часто заставляет отупевать боли, прозвано у духовных "есмирмисменно вино".

А потому, дабы избавить себя от неприятного, сказал: "хорошо - дайте", и рюмку этого полезного есмирмисменного смешения выпил, и поскорее вздел на себя свою большую рясу на лисьем меху и шапку, и, высоко подняв превеликий воротник, пошел в первой позиции, а Порфирий шел за ним, как ему всегда по субординации назначено было, в другой степени, то есть один шаг сзади за его спиною.

Но когда они таким образом проходили улицею в темноте по дощатому тротуару, под коим сокрыта канава, то отец Павел вскоре стал чувствовать, что пригорьковатое масло, возбуждаясь, даже мяту-холодянку преосиливает и беспрестанно против воли нагоняет слюну. Тогда отец Павел, естественно пожелав узнать, не происходит ли это у него от одной фантазии его воспоминаний, желал себя удостоверить: он ли один себя так ощущает, или же быть может, что и Порфирий, у которого нет дара фантазии, и тот тоже не лучшее терпит.

Подумав так, отец Павел крикнул, не оборачиваясь:

- Порфирий!

А тот, усугубись, чтобы в такту попадать за его шагом, скоро отвечал:

- Се аз здесь, отче!

- Скажи мне, терпишь ты что-либо на желудке?

- Нет, ничего не терплю.

- Отчего ж ты не терпишь?

- Я имею желудок твердого характера.

- О, сколь же ты блажен, что твое глупорожденье тебя столь нечувствительным учиняет!

А Порфирий этого намека не разобрал и говорит:

- Не могу понять этих слов, отче.

- Ты ел осетрину?

- Как же, отче, благодарю вас, - хозяйка мне с вашего блюда отделила и вынесла. Рыба вкусная.

- Ну вот, а я в ней масляную горесть ощущал.

- Горесть на душе и я ощущал.

- Да, но я ее и теперь еще ощущаю.

- И я тоже ощущаю.

- Она мне мутит.

- А как же: и меня на душе мутит.

- Да, но отчего же я сплеваю, а ты не сплеваешь?

- Нет, и я тоже сплеваю.

- Но через что же это, как я сплеваю, я это слышу, а как ты сплеваешь, это не слышно?

- А это верно оттого, что вы передом идете.

- Ну так что в том за разность?

- А вы просторно на тротуар плюваете, где люди ходят, и там на твердом плювание слышно.

- Да. А ты?

- А я, как за вами иду, то, простора не видя, вам в спину плюваю - где не слышно.

- Как!

Порфирий снова возобновил то, что сейчас сказал, и добавил, что его плювания потому не слышно, что у предъидущего отца Павла в меховой его шубе спина мягкая.

- Каналья же ты! - воскликнул отец Павел. - Для чего же ты смеешь плевать мне в спину?

- А когда я так следую за вами, то иначе никуда плевать не могу, отвечал препокорный Порфирий.

- Глупец непроходимый! - произнес тогда отец Павел и, взяв его впотьмах нетерпеливо за шивороток, приказал идти впереди себя и наказал никому об этом неприятном приключении не сказывать.