Читать «Атланты, Воин» онлайн - страница 89

Дж Коуль

Девушка замедлила шаг и посмотрела на художника. А тот взял резец и подошел к мраморной глыбе. Он смотрел на нее, а его руки сами делали то, что он видел, что хотел видеть. И рождалось чудо. И мрамор распускался завитками волнистых волос. Пепельный хлад превращался в бархатистую кожу, а каменные губы страстно звали к поцелуям. Он выточил каждую мелкую черточку, он обозначил даже жилку, тонко бьющуюся на виске, а по мраморным паутинкам потекла живая кровь.

Люди признали: нет на земле творения, более прекрасного, чем это.

И девушка выбрала художника. Не потому, что он стал знаменит, а потому, что он понял ее душу.

Но...

Все рано или поздно заканчивается Но.

Он познал ее душу и воплотил ее в камне. Но ведь душа - не камень. Она дрожит, живет, меняется - сто перемен в одно мгновенье! Она учится любить и ненавидеть, страдать и заблуждаться.

Ее душа менялась. Быстрее, чем отрастают волосы. А он был тверд в своем убеждении, что постиг ее тайны. Но ведь душу нельзя постичь. Она непознаваема, словно космос, рождающий сверхновые звезды. Также и в душе рождаются чувства, которые никогда не встречались прежде.

Летели дни и он стал не узнавать свою возлюбленную. Она стала ему чужой. Его мечта воплотилась в статую, а эта девушка была не его мечтой. И так бывает: он влюбился в статую. А она ушла к другому. К тому, кто принимал ее такой, какая она есть, а не какая она была.

Вот и вся сказка.

- Я знаю, как его звали, - сказал Демарат.

Таллия с интересом взглянула на него.

- Как?

- Пигмалион.

- Ты очень неглуп, спартанец Демарат, - медленно выговорила ионийка. - И ты прав. Это действительно был Пигмалион. Но у моей сказки грустный конец. Боги так и не вдохнули жизнь в его мраморную Галатею. Ибо зачем оживлять то, что уже некогда было живым!

Спартиат поднес руку Таллии к своим губам.

- Это была прекрасная сказка.

- Это был прекрасный вечер. Я мечтаю о том, чтобы он когда-нибудь повторился.

Таллия вспорхнула со скамьи и побежала ко дворцу, где остановились царь и свита. Темнело и улицы почти опустели. И крохотные туфельки звонко стучали по мостовой.

Словно гранитные слезы, роняемые каменной Галатеей в ладони своего Пигмалиона.

Мардоний только что закончил докладывать хазарапату о состоянии войска...

Он вознесся высоко, быть может, так высоко, как и не мечтал. Царь внезапно назначил его своим первым полководцем, дав в помощники своего брата Масиста, Мегабиза, Тритантехма, сына Артабана, и Смердомена, сына Отана. Но командующий огромным войском, распоряжавшийся судьбами сотен тысяч воинов, должен был ежевечерне являться на доклад к тому, кто командовал всего одной тысячей. Одной! Но эта тысяча - воины с золотыми яблоками на копьях, лучшие из лучших, личная гвардия царя. А командует ею хазарапат - начальник царской стражи.

И Мардоний покорно шел к Артабану, докладывая ему сколько воинов отстало по дороге, сколько вина и мяса исчезло в бездонных желудках бессмертных и каковы настроения среди присоединившихся к войску бактрийцев.