Читать «Пророк в своем Отечестве (Ф И Тютчев и история России)» онлайн - страница 340

Предвидение поэта было абсолютно верным: в начале XX века в России нашлось немало идеологов и писателей, которые превозносили фигуру Иуды (ему даже собирались поставить памятник как величайшему "бунтарю"). Но Тютчев не остановился на сказанном; он заключает так:

"Вот кризис, через который общество должно пройти, прежде чем доберется до кризиса возрождения".

Другое тютчевское письмо, продиктованное тогда (к Карлу Пфеффелю), заглядывало еще дальше в будущее. Об этом письме уже говорилось выше; исходя из того "варварства, которым запечатлены приемы последней войны" франко-прусской войны 1870-1871 годов, - поэт предрекал, что эти пока не нашедшие "разумной оценки" явления способны "повести Европу к состоянию варварства, не имеющему ничего себе подобного в истории мира и в котором найдут себе оправдание всяческие иные угнетения". Это было сказано как раз тогда, когда европейские идеологи видели впереди лишь все большее торжество гуманности и цивилизованности...

В апреле Тютчев говорил в одном из писем к Анне: "С моей стороны очень глупо интересоваться тем, что больше не имеет со мной никакой живой связи. Мне надлежало бы смотреть на себя, как на зрителя, которому, после того, как занавес опущен, остается лишь собрать свои пожитки и двигаться к выходу". Однако поэт до самого конца сохранил самую живую связь со всем тем, что с молодых лет глубоко захватывало его в мире.

Чтобы по достоинству оценить все это, надо знать, насколько тяжким было его состояние. Эрнестина Федоровна писала 23 января: "Зрение если не совсем потухшее, то настолько смутное, что ни о чтении, ни о том, чтобы что-либо различать, и речи нет... Нет слов, чтобы выразить ужас положения"; 15 марта: "Его мученическое состояние на пределе... Это несчастное существо, которое уже месяца два даже одеть невозможно".

Эрнестина Федоровна почти не отходила от мужа все 195 дней, которые он прожил после 1 января. Тютчева, несомненно, мучило сознание неизгладимой вины перед ней. Аксаков писал 6 января: "Вчера он приобщился... Не знали, как приступить, но... дело обошлось гораздо проще. При первом намеке, брошенном Эрнестиной Федоровной вчера утром, он охотно согласился; послали за Янышевым*". Затем он, "позвав жену, при всех сказал: вот у кого я должен просить прощения, - и нежно ее обнял несколько раз". В феврале по-видимому, в день сорокалетней годовщины их первой встречи (состоявшейся в феврале 1833 года) - поэт написал: