Читать «Пророк в своем Отечестве (Ф И Тютчев и история России)» онлайн - страница 339

Вадим Кожинов

Почти не имея возможности действовать, Тютчев начинает чрезвычайно интенсивно писать стихи. "Папа беспрестанно занят стихотворчеством", сообщает Эрнестина Федоровна Анне в письме от 30 января. За четыре с небольшим месяца Тютчев написал четырнадцать стихотворений (в основном политического характера) - столько же, сколько за предшествующие три года!

Ясно, что стихи представлялись ему единственной вполне доступной тогда формой деятельности. Однако это была иллюзия. Стихи не получались, хотя в это же самое время Тютчев диктовал удивительные письма, ничуть не уступающие по своей глубине и масштабности тем, которые были им написаны в пору жизненного расцвета.

Здесь перед нами ясное доказательство того, что поэтическое творчество (как и всякое искусство) с необходимостью требует предельного напряжения всех без исключения человеческих сил в их единстве, в том числе и собственно телесных сил. Один из наиболее выдающихся продолжателей тютчевской традиции, Николай Заболоцкий, впоследствии скажет: "Поэт работает всем своим существом одновременно: разумом, сердцем, душою, мускулами. Он работает всем организмом..."

Отсутствие телесных сил почти лишало поэта возможности творить; из четырнадцати предсмертных стихотворений только два - "Бессонница" ("Ночной порой в пустыне городской...") и "Все отнял у меня казнящий Бог..." сопоставимы с прежней поэзией Тютчева.

Но жизнь тютчевского духа словно не замечала тяжелейшей болезни тела. Еще за двадцать с лишним лет до этих последних своих месяцев поэт писал (19 июля 1852 года), что при постоянной мысли о смерти "существование, помимо цели духовного роста, является лишь бессмысленным кошмаром". Но, как это ни невероятно, мощный "духовный рост" продолжался в нем и на самой грани жизни и смерти. В феврале и марте 1873 года он продиктовал письма, которые предстают ныне как поражающие своей истинностью предвидения.

Поводом для одного из этих писем явилась вышедшая в 1869 году книга немецкого философа Эдуарда Гартмана (1842-1906) "Философия бессознательного". Книга была одним из ранних манифестов того умонастроения, которое со всей ясностью и силой выявилось в конце XIX начале XX века в разнообразных течениях декадентской и авангардистской философии и эстетики. В 70-е годы все это только зарождалось, и почти никто еще не предвидел грядущего размаха новых веяний.

Между тем Тютчев с глубокой убежденностью писал Анне: "Меня удивляет одно в людях мыслящих: то, что они не довольно вообще поражены апокалиптическими признаками приближающихся времен... В Германии теперь в большом ходу книга, которой заглавие - "Философия непознаваемого". Это... квинт-эссенция нигилизма... Это доктрина разрушения - чистого и голого, разрушения всеобщего, для всего, для всякого бытия как недостойного быть... Да уж и нашло зато себе это сочинение огромнейший отголосок по всей Германии, -и я не сомневаюсь, что такой же найдет оно себе и у нас". Поэт предвидит широкое и - на время - победоносное наступление тенденций, названных им "судорогою бешенства, которой роковой исход - только разрушение. Это последнее слово Иуды, который, предавши Христа, очень основательно рассудил, что ему остается лишь одно: удавиться".