Читать «Пророк в своем Отечестве (Ф И Тютчев и история России)» онлайн - страница 322

Для Тютчева борьба между добром и злом означала не борьбу между Россией и Западом, но единую всемирную борьбу. И высочайшей целью для него было, как мы видели, ради победы в этой борьбе "войти в мирное духовное общение" с Западом.

Многое из известного нам о Тютчеве волей-неволей ведет к представлению о том, что в зрелые годы он был лишен по-настоящему и всецело близких сподвижников. Деятели на арене внешней политики не понимали глубину и размах мысли и самой политической воли Тютчева. А те, кто вполне сознавали его духовную и творческую гениальность, - Достоевский, Толстой, Фет и другие, - были слишком далеки от внешнеполитической сферы в ее конкретном, практическом воплощении.

Тютчев и в поздние свои годы (не говоря уже о поре молодости, когда человек более склонен к чувству восхищения) высоко ценил многих встреченных им людей, среди которых были и писатели, и мыслители, и ученые, и общественные деятели. Здесь необходимо прежде всего назвать Толстого и Достоевского.

Тютчев был одним из очень немногих людей, которые сразу же после выхода в свет "Войны и мира" и "Преступления и наказания" осознали всемирное величие этих творений. Замечателен эпизод, который неоднократно вспоминал уже после смерти Тютчева Достоевский. Он писал, в частности: "Виктор Гюго, которого я высоко ценю как романиста (за что, представьте себе... Ф.Тютчев на меня даже раз рассердился, сказавши, что "Преступление и наказание" (мой роман) выше "Отверженных")..." "Ф. Тютчев, наш великий поэт, - рассказывал Достоевский в другом письме, - находил - что "Преступление и наказание" несравненно выше "Отверженных". Но я спорил... и доказывал всем, что "Отверженные" выше моей поэмы, и спорил искренне, от всего сердца".

Тютчев, конечно, был совершенно прав в этом "споре" между автором и читателем, и его роль высшего судьи была всецело закономерной. Не менее знаменательно тютчевское восприятие "Войны и мира". Чуть ли не все представители старшего поколения, так или иначе бывшие очевидцами эпопеи 1812 года, не смогли принять ее толстовское воссоздание. Среди них оказались и близкие Тютчеву Вяземский, Погодин, Авраам Норов, выступившие в печати с достаточно резкой критикой "Войны и мира".

У поэта были свои несогласия с Толстым, но они по всей вероятности, относились только к чисто "философским" главам "Войны и мира". Известно, что Тютчев принимал участие в обсуждении романа в доме известного критика Василия Боткина и, надо думать, разделял точку зрения, которая изложена Боткиным в письме к Фету от 26 марта 1868 года так: "Отрицание преобладающего влияния личности в событиях есть не более как мистическое хитроумие" (речь идет, без сомнения, об историософских отступлениях в "Войне и мире").

Однако о критическом выступлении своего друга Вяземского против толстовской эпопеи Тютчев написал своей дочери Екатерине следующее (3 января 1869 года): "Это довольно любопытно с точки зрения воспоминаний и личных впечатлений и весьма неудовлетворительно со стороны литературной и философской оценки. Но натуры столь колючие, как Вяземский, являются по отношению к новым поколениям тем, чем для малоисследованной страны является враждебно настроенный и предубежденный посетитель-иностранец". Впоследствии Екатерина писала Ивану Аксакову: "По вечерам мы с тетушкой* перечитываем "Войну и мир", и я любуюсь Толстым и наслаждаюсь его гениальным романом... Ни на каком языке я не читала ничего подобного в этом роде, - да только русским могло оно быть написано..."