Читать «Пророк в своем Отечестве (Ф И Тютчев и история России)» онлайн - страница 286

Вадим Кожинов

С глубоким удовлетворением Тютчев говорит в этом письме, что "при всех совещаниях с иностранными министрами и государями не было ни предложено, ни принято нами никаких обязательств, ни изустных, ни письменных, по какому бы то вопросу ни было, так что князь возвратился из-за границы, удержав за собою те самые условия полнейшей самостоятельности и неограниченной свободы действия, с какими он туда отправился...

Князь остается верен своему взгляду, а именно, что настоящая политика России - не за границею, а внутри ее самой: т. е. в ее последовательном, безостановочном развитии".

В заключение Тютчев писал: "Вот что поручено мне было вам передать уже несколько дней тому назад, но я все это время жил и живу в такой мучительной, невыносимой душевной тревоге, что вы, конечно, простите мне это невольное промедление".

В это время - что было хорошо известно и Каткову - поэт не отходил от тяжело больной Елены Александровны. И все же он нашел в себе силы для этого четкого политического послания...

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

1864-1873

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ОТЧАЯНЬЕ И ВЕРА

В Россию можно только верить.

Петербург, 1866

4 августа 1864 года Елена Александровна скончалась на руках Тютчева. 7 августа он хоронил ее на Волковом кладбище в Петербурге.

На другой день после похорон он пишет в Москву Георгиевскому: "Пустота, страшная пустота... Даже вспомнить о ней - вызвать ее, живую, в памяти, как она была, глядела, двигалась, говорила, и этого не могу. Страшно, невыносимо..."

Через несколько дней, 13 августа, он умоляет Георгиевского: "О, приезжайте, приезжайте, ради Бога, и чем скорее, тем лучше!.. Авось либо удастся вам, хоть на несколько минут, приподнять это страшное бремя... Самое невыносимое в моем теперешнем положении есть то, что я с всевозможным напряжением мысли, неотступно, неослабно, все думаю и думаю о ней и все-таки не могу уловить ее... Простое сумасшествие было бы отраднее..."

16 августа Георгиевский приехал и поселился в квартире Тютчева. "Для Федора Ивановича, - вспоминал он впоследствии, - было драгоценной находкой иметь такого собеседника, который так любил и так ценил его Лелю... так дорожил всеми подробностями ее характера, ее воззрений и всей богатой ее натуры".

Тютчев на протяжении долгого времени жадно стремился встречаться и с другими людьми, знавшими Елену Александровну; в разговорах с ними она, хоть в воображении, оживала для поэта. Он даже писал тогда: "Право, для меня существуют только те, кто ее знал и любил..." Георгиевский рассказывает, как они три дня напролет говорили об усопшей Леле, как объездили все места в Петербурге, с ней связанные: "В этих беседах Федор Иванович по временам так увлекался, что как бы забывал, что ее уже нет в живых..." И все же это не могло облегчить его душу. Он собирался еще поехать в Москву, к сестре Елены Александровны Марии, но понял, очевидно, что и она не спасет его от отчаянья.