Читать «Базалетский бой (Великий Моурави - 5)» онлайн - страница 32

Анна Арнольдовна Антоновская

К счастью для Мариам, впереди уже виднелись белые стены караван-сарая. Хрипящие кони, разбрасывая хлопья пены, устремились к услужливо распахнутым воротам.

Низкосводчатое длинное помещение с широкими грубыми тахтами вдоль стен, покрытыми потертыми паласами, показалось Мариам спасительным раем, ибо не успела она с Нари и прислужницами заскочить в него, как с неба щедро посыпался град уже с голубиное яйцо.

С квадратного двора, где торчал оледеневший бассейн, исчезли в мгновение люди и животные. Много созвучий и напевных мелодий слышала Мариам на своем царском веку, но сейчас ее утонченный слух улавливал только пронзительное ржание из конюшен, собачий вой, недоуменное блеяние овец, подхваченное визгом свиней, кудахтаньем кур и вперемежку с неблагозвучными криками ослов утомительный рев верблюдов. Удивленно смотрела Мариам в узкое окошко; она хотела было что-то сказать, но ей претило присоединить свой голос к этому невообразимому хору.

Тогда Мариам погрузилась в раздумье. С того часа, как прискакал из Тбилиси гонец с посланием от Хосро-мирзы, двоюродного брата царя Георгия X, ее доблестного мужа, и с посланием от Зураба Эристави, она от нетерпения не находила себе места. Твалади казался ей женским монастырем, где она безвинно прозябала. И хотя ей до предела наскучили резной столик, серебряная чернильница на лапках в обкладке тамбурного вязания цветным бисером, даже армазская чаша с изображением богини девы и песочница в виде костяной совы, напоминающей Нари, она не переставала скрипеть гусиным пером, сочиняя письма Луарсабу, моля подчиниться грозному, но милосердному шаху Аббасу. Один за другим направлялись из Твалади чапары в Гулаби с призывом к Луарсабу вернуться царем в Метехи, дабы и для нее, подлинной царицы, распахнуть ослепительные двери дома Багратиони. Но "жестокий" сын продолжал упрямиться, и она, повелительница Картли, "богоравная", вынуждена была познать не только бессмысленную скуку, но и унизительные ограничения, урезывая себя в нарядах.

Раньше Саакадзе хоть скудно, но аккуратно дважды в год присылал ей из "сундука царских щедрот" бисерные кисеты с кисточками, наполненные звонкой монетой, а настоятель Трифилий - дары, особенно из трапезной Кватахевского монастыря, радующие взор прислужников: корзины с вином, маслом, медом и сыром. Да и как же могло быть иначе?! Ведь она царица! Твалади наполнен слугами, телохранителями, охотниками. Нари сетует: "Всех надо кормить, дабы не меркнул блеск восхищения в глазах подданных".

Так день за днем текла тягучая, отвратная, но спокойная жизнь. Потом исчез Саакадзе, а за ним сгинули в преисподнюю кисеты с кисточками. Потом пропал Трифилий - говорят, не надеясь на защиту католикоса, бежал в Русию, и словно в облаках растворились корзины со снедью и виноградным соком. Правда, католикос не обошел ее своим святым вниманием, но разве возможно существовать по-царски на одни церковные щедроты? Тут невольно и сама превратишься в фреску! Хорошо еще, что вовремя прибыл Хосро-мирза, иначе совсем бы потускнел Твалади, некогда роскошная резиденция утонченных Багратиони.