Читать «Рыба-одеяло (рассказы)» онлайн - страница 7

Константин Дмитриевич Золотовский

Мы уже знали, что партийная и комсомольская организации гонят с боевых кораблей косяки этой шпаны, случайной во флоте и не любившей флота. О них напечатали стихотворение в газете:

Прическа ерш, в кармане нож

И хулиганская сноровка,

Аршинный клеш: "Даешь, берешь!"

И на груди татуировка.

Когда-то этот буйный клеш

В атаку шел, покрытый славой.

Его девиз: "Даешь! Берешь!"

Гремел под самою Варшавой.

Победа! Сброшена шинель.

В газетах нет военной сводки.

И вот... "даешь" - взяла панель,

А клеш напялил шкет с Обводки.

Нет, врешь, щенок! Не проведешь!

Твой шик украден, а не нажит!

Шпана! Долой матросский клеш!

Не то... матрос тебе покажет!

Мишка с интересом разглядывал татуировку на груди и на руках Кожемякина. Боцман улыбнулся.

- Ты, смотри, себе такой не накалывай, плохая это штука... Из-за нее я чуть однажды не погиб в гражданскую войну... На Волге было дело. Шел переодетый в штатскую одежду с нашими и влопался к белой контрразведке. Злые были они на моряков, насолили мы им немало... Ну, нас тотчас по наколкам и узнали, повели расстреливать. Только один я и спасся - упал за секунду до выстрела, а на меня убитый свалился...

Кожемякин махнул рукой и спросил Мишку:

- Ты что умеешь?

- Плясать.

- А петь можешь?

- Могу и спеть.

- Вот это хорошо, - засмеялся Кожемякин, - а то мне партнера недостает.

Кожемякин вынул из рундука гармонь, повесил на плечо и повел нас в конец гавани, на корабельное кладбище.

Много лежало по берегу старых полузатонувших кораблей. В одном месте мы остановились, и Кожемякин сказал:

- Вот, ребята, вам, комсомольцам, сколько работы: надо эти корабли выводить в море, да так, чтобы они задымили - и не камбузным дымом, а дымом своих широких труб!

С грустью смотрел Кожемякин на старые миноносцы и буксиры, на разбитые крейсера и облупившиеся царские яхты, на мертвые тральщики со сломанными мачтами, смятыми трубами...

Кожемякин опустился на корабельный обломок, расстегнул гармонь.

- Садись, Мишка, - сказал он и заиграл старую морскую песню:

С полночи вахту пришлось мне стоять.

Холодно. Дождь моросит.

Дикую музыку ветер играет.

Море бушует, шумит...

* * *

"Восстановим, линкор "Парижская коммуна!" - говорилось в обращении к комсомольцам.

Линкор стоял у стенки в конце гавани холодный, ободранный, с поникшими жерлами орудий, со ржавыми стойками на бортах, помятыми кожухами и раструбами.

Сотни комсомольцев горячо принялись за работу. На холодном линкоре застучали молотки и сверла. Весть об этом разнеслась по всему Кронштадту.

- Не может быть, - говорили многие, - чтобы эти сопляки вывели такой огромный корабль!

"Жоржики" шипели на нас:

- Гляди, комса приехала, флот восстанавливает - подумаешь!

А мы продолжали работать. Линкор должен войти в строй! Мишка трудился вместе с нами, так же был испачкан машинным маслом, так же был утомлен и счастлив.

От усталости мы роняли ложку в бачок с макаронами и тут же засыпали. Товарищи трясли нас за ноги - иначе не добудиться.