Читать «Рыба-одеяло (рассказы)» онлайн - страница 6

- Молодой человек, я не позволю издеваться над языком, которым написаны "Дон-Кихот" и "Овечий источник"!

Но я недолго огорчался.

Как-то взводный послал нас к боцману Михеичу взять новые швабры, чтобы мыть "палубу" в казарме.

Михеич, обложившись волокнами смолистой пеньки, плел маты{4} и швабры, такие огромные, что мы, согнувшись, тащили их через плечо мыть в Крюков канал, а хвост волочился по дороге.

Мне уже говорили, что Михеич - самый знающий боцман. Я и попытался ему объяснить узел, который ищу.

- Как же, слышал, - сказал Михеич. - Называется он печатный, или любовный. Старинный узел. Знали его только боцманы старого флота. Завязывали им двери кают, кисы - кошельки и, вместо сургучной печати, денежные сундуки корабля, возле которых стояли часовые. Никто не умел развязать такой узел. Держали его в строгом секрете и предавали из поколения в поколение, только достойным. Одному он приносил удачу, а другому - несчастье. Начинается печатный узел со сваечного, а как вяжется дальше, не знаю. Зря ты ищешь, теперь его никто не помнит!

"Как же так, - думал я, обескураженный словами Михеича, - ведь ничто не исчезает бесследно. Хоть один человек да должен найтись, который владеет секретом?"

* * *

Вскоре нас отправили в Кронштадт. Финский залив был уже скован льдом; мы шагали вслед за подводами, на которых стояли наши чемоданы.

Ветер обдавал порошей, сыпал в глаза и в рот колючую холодную крупу. С нами рядом, стараясь попадать в ногу, шагал Мишка. Он узнал, что мы уходим, и решил тоже пойти во флот.

В Кронштадт Мишку не пропустили. Он заплакал, а потом вытер слезы и сказал:

- Все равно попаду во флот! Что я, хуже всех?

Пограничник рассмеялся, ему понравился шустрый мальчишка. Он о чем-то переговорил с командиром нашего взвода, и тот кивнул Мишке.

Мишка моментально вскочил на сани и, не веря своему счастью, сияющий, въехал в Кронштадт.

Вошли мы в улицы. Смотрим - кругом все сплошь военные моряки с ленточками: "РКК Балтийский флот". На одну кепку или платочек приходится двадцать-тридцать бескозырок.

Длинной ровной чертой тянется замерзший канал в гранитных стенах. Над каналом - заиндевелый парк.

Нас расписали по школам: меня - в водолазную, Леву - в электроминную, Пашку - в школу подводного плавания, Ваньку Косарева - в школу рулевых, Сережку - в школу комендоров (морских артиллеристов).

А Мишку определили юнгой в школу морских музыкантов. Он часто прибегал к нам, уже одетый во флотское обмундирование, в бескозырке, только без ленточки. Ленточку он получил одновременно с нами на Якорной площади, когда мы приняли красную присягу.

Однажды Мишка повел нас на крейсер "Аврора", где служил старый моряк боцман Василий Кожемякин - тот самый, которого велела нам разыскать его старушка мать.

Кожемякин оказался высоким, черноволосым, лет тридцати пяти, но на висках уже блестели седые волоски. На шее виднелся продолговатый шрам.

Он обрадовался.

- Не виноват я перед матерью, ребята, - говорит. - Подвел один стервец. Послал с ним письмо, а он порвал его в отместку за то, что его из флота выгнали. Давно пора очистить корабли от всякого сброда, а то уж очень много набилось всяких "жоржиков" и "иванморов", пока мы, старики, на фронтах дрались.