Читать «Горький хлеб (Часть 6)» онлайн - страница 5

- Оставь ты его, Якушка. Утро вечера мудренее, - рассудил Болотников и потянул бобыля к себе.

Челядинец молча погрозил Шмотку кулаком, повернулся и зашагал к княжьему шатру. Как бы Андрей Андреевич не хватился. То и дело от воеводы Трубецкого посланцы снуют.

Болотников распахнул кафтан и на груди его при лунном свете сверкнула чешуйчатая кольчуга...

- Ишь ты. Знатно вас князь на бой снарядил, - присвистнул Шмоток.

- Князь не только свои хоромы, но и Русь от недруга защищает, отозвался Болотников. - Приляг, Афоня. Прижмись к конскому брюху - тепло будет.

Шум в лагере затихал. Было уже далеко за полночь, но никому не спалось. Ничего нет тревожнее, чем тягостное ожидание жестокого боя. Ратники, запрокинув руки за голову, тихо переговаривались, вздыхали и проклинали ордынцев. Другие вспоминали покинутые избы, семьи, своих любимых.

Невдалеке от воинов князя Телятевского послышалась вдруг задушевная, бередящая душу песня ратника. Он пел о славном витязе, который умирает в дикой степи, подле угасающего костра:

Припекает богатырь свои раны кровавые.

В головах стоит животворящий крест,

По праву руку лежит сабля острая,

А по леву руку его - тугой лук,

А в ногах стоит его добрый конь.

Он, кончался, говорил коню.

Как умру я, мой добрый конь,

Ты зарой мое тело белое

Среди поля, среди чистого.

Ты скачи потом во святую Русь,

Поклонись моим отцу с матерью,

Благословенье свези малым детушкам.

Да скажи моей молодой вдове,

Что женился я на другой жене:

А в приданое взял поле чистое,

Была свахою калена стрела,

Положила спать сабля острая...

Глава 62

ХАН КАЗЫ-ГИРЕЙ

На рассвете четвертого июля татарские тумены подошли к селу Коломенскому. Спустя час, на Воробьевой горе приказал хан раскинуть шатер. Пусть презренные москвиты увидят грозного крымского повелителя и покорно ждут своего смертного часа.

Казы-Гирей в темно-зеленом чапане10, в белом остроконечном колпаке, опушенном красной лисицей, и в желтых сапогах из верблюжьей замши. Широко расставив ноги, прищурив острые глаза, долго и жадно смотрел на стольный град неверных.

Вот она златоверхая Москва!

Поход был утомителен и долог. Джигиты жаждали богатой добычи. И теперь скоро! С нами аллах. Мы побьем урусов, навьючим коней драгоценными каменьями, уведем в Бахчисарай красивых русоволосых полонянок и тысячи рабов, а Москву спалим дотла. Такова воля аллаха!

- Великий и благословенный! Урусы ожидают нас не в крепости, а в поле, - осторожно заметил стоявший вблизи хана мурза Сафа-Гирей.

- Ни при великом кагане11 Чингизе, ни при Бату хане урусы не вставали возле стены. Мы осаждали их в крепостях, - поддержал Сафу другой военачальник.

- Тем лучше, мурзы. Мои бесстрашные багатуры одним разом сомкнут ряды неверных! - хрипло выкрикнул Казы-Гирей и, резко повернувшись, в окружении тургадуров12 пошел к золотисто-желтому шатру.

Пятнадцать крымских туменов, словно огромная черная туча, покрыли Воробьевы горы. В каждом тумене - десять тысяч конных воинов - смуглых, безбородых, выносливых.

Джигиты расположились куренями13, по тысяче в каждом. Посреди куреня стояла белая торта тысячника с высоким рогатым бунчуком.