Читать «Твербуль, или Логово вымысла» онлайн - страница 30

Какой все-таки замечательный дом, как славно в нем в свое время погрешили! До сих пор колокольный звон, инициированный барчонком-бастардом, слышится над изумленной Россией. Полагаю, что все эти властители и инженеры человеческих дум, видимо, бывали в институтских апартаментах, а некоторые и преподавали, вот их и теперь влечет сюда. У себя дома-то, на своих чердаках и в своих подвалах, не сидится, скучно. Там, небось, кагэбэшные тени жмут, подслушивают, подглядывают, подают советы! Вот всех их, покойничков, и тянет в общество, на интеллигентскую кухню, пожаться, посплетничать, позлорадствовать, свои советы понадавать, критику навести. Здесь, в бывшей кухне, есть некоторое литературное равенство, витает корпоративный и пряный, как от солдатских портянок, дух.

В общем, пока представлены публике два главных сеньора советской литературы. Но слова я им пока давать не стану. Пусть помолчат, послушают. Новые времена, новые песни, у нас нынче другие приоритеты. А что значит не давать слова, это просто не вслушиваться в их загробное щебетание.

Тут же, совсем неподалеку от, так сказать, писателей-бояр, жмущихся к стенке, крошка Цахес, Осип Эмильевич Мандельштам примостился на почти совсем сгнившей керосинке. Существовал такой своеобразный в двадцатом веке прибор, на котором приготовлялась и разогревалась пища. Ах, ах, керосинка, керогаз, примус, какие замечательные и почти ушедшие из обихода слова! Кстати, присутствие здесь представителя серебряного, не пролетарского века Осипа Эмильевича Мандельштама вполне законно: на доме, как досужий антисемит не крути, его мемориальная доска. Великий русский поэт, сталиноборец! "Мы живем, под собою не чуя страны". А страна что - скаковая лошадь, что ли? И при чем здесь "широкая грудь осетина"? Вот осетин ему и врезал, устроили творческую командировку, аж через семь часовых поясов летел, до лагеря под Владивостоком. Чтобы почувствовал реальную огромность "нашенской" земли. Там от голода чужие миски облизывал! Это тебе не список кораблей ваять. Любой список, даже расстрельный надо читать до конца. Но всем страданиям приходит конец. Теперь это лишь бесплотная тень, чего с нее возьмешь? Сидит в своем подвале, полагаю, именно на литературной керосинке. В данном контексте это - символ вечной любви. На керосинке, как известно, "фляки по-господарски" не изобразишь, но яичницу с колбасой сварганить было можно.

Керосинка обессмерчена другим писателем, уже нам знакомым, Михаилом Афанасьевичем Булгаковым. Монокль, белые манжеты, своячница Ольга Бакшанская, служившая во МХАТЕ секретарем, у основателя, у Немировича-Данченко и по совместительству в соответствующих местах. Элита! Говорят, даже интеллектуально обслуживала самые верха. Не успеет Михаил Афанасьевич страничку ей продиктовать, как ее уже наверху читают, ухмыляясь в прокуренные усы. А кто не служил, кто не совмещал? Ох, как тянет писателей к соответствующим органам!