Читать «Там, при реках Вавилона» онлайн - страница 78
Денис Гуцко
- У сучки течка должна начаться. Знает, шельмец, когда прийти! Чует!
Взахлеб он рассказывал ей про собачью жизнь, про собачьи хлопоты, про то, какие они разные, про глупых и умных, про шавок и "профэссоров". О некоторых деталях физиологии он рассказывал с простотой и бесстыдством сельского ветеринара. Никто никогда и не подумал бы, что дед знает о собаках так много... Мама сквозь слезы пыталась успокоить его, уложить в постель, предлагала вызвать "скорую". Но он отмахивался, нетерпеливо ее перебивал, хватал за руки - спешил рассказать еще.
В подъезде что-то происходило. Какое-то движение. Из-за входной двери послышалось подвывание, сначала тихое, нерешительное. По двери что-то чиркнуло - раз и другой раз. Иван Андреич рассказывал, рассказывал. Вдруг умолкал, вскидывая голову на эти звуки, требовал, чтобы мама немедленно впустила Раската: обидится ведь, уйдет. Ищи-свищи потом в чистом поле! Мама позвала: "Митюша, иди сюда, мне страшно". Но Митя остался в прихожей. К ней пошла бабушка, а он сидел на полу напротив двери и слушал, как там все прибывает и прибывает - как скулят, урчат, воют, настойчиво царапают дверь и отрывисто огрызаются друг на друга...
- Впустите, я вам говорю! Это Раскат, ну!
Океан - воющий, лающий - подступил к их порогу. Все городские своры волна за волной затопили подъезд.
- Главное не масть, нет. И не лапы. Это ерунда все. Главное не то.
Стены звенели от воя. Кишело и клубилось, дверь ходила ходуном. Когти скребли по ней исступленно, будто рыли. Начал звонить телефон: разбуженные соседи спрашивали, что это такое происходит у них под дверью. Бабушка хватала трубку, извинялась за что-то перед соседями и возвращалась в дедову комнату. Снова звонил телефон, кто-то предлагал вызвать милицию.
Удивительно, но ужас вовсе не играл с ними в запредельный театр: не расписывал стены горящими надписями, не обрушивался, не парализовал - не спеша прохаживался своей каменной поступью, как какой-нибудь усталый пристав, присланный описать имущество.
- Может быть, им с окна поесть бросить? Чтоб ушли? - спрашивала бабушка Митю. - Сосисек, может? Там кило полтора.
Иван Андреич говорил и говорил, уже бессвязно. Мама, уже без слез, кивала и гладила его по плечу. В какой-то момент он оборвался на полуслове, лег - собачий вой тут же умолк,- и скоро мама позвала: "Митя, подойди".
- Э, мил-человек, а ты ведь не наш, да? Не русский ты, да?
- Почему так решил?
- Да слыхать тебя. Аж ухо режет. И повадки какие-то... Ты не Мустафы нашего зема, нет?
- Нет. Я негр. Осветленный.
- Шутник, да? Наверное, кто-то из родителей не русский?
- Это так важно?
- Просто интересно.
- Лично тебе это важно? Для чего это вообще?
- Ни для чего. Говорю же, просто интересно. Ты стесняешься, что ль? Мустафа не стесняется, что чуваш. Так что, угадал? Родители?
- Все русские.
- Серьезно?
- Клянусь Кораном.
Да полноте, Митя, сознайтесь хотя бы себе: вы не русский!
Не русский по фамилии Вакула... Что ж, всяко бывает. Теперь-то, в нынешние-то времена. Что ж ты носишь свою обиду, как боевое знамя? Ну не русский ты, признайся и не мучь окружающих. Вспомни-ка те ироничные разговоры о русаках-русопятах... Ежеминутно осмеянный с княжеского балкона Иван-дурак. Ведь ты не пытался оспорить, заступиться, ты и не думал вспылить и броситься в драку - ибо не принимал на свой счет. Вспомнил? Ты - ах, станешь ли отрицать? - разделял это отношение. Это панкавказское высокомерие к Ивану.