Читать «Жизнь Матвея Кожемякина» онлайн - страница 137
Максим Горький
Матвей усмехнулся.
- Да я - ничего. Ты - в своих мыслях волен, я - в своих. А о чём речь шла?
- Про госпожу Мансурову, - неохотно ответил Алексей. И, снова блеснув глазами, продолжал, откровенно и доверчиво: - Насчёт русского народа вообще, как - по моему умозрению - все люди находятся не на своём месте и неправильно понимают себя. Ему по природе души целовальником быть, а он, неизвестно с какой причины, в монахи лезет - это я про дядю своего. Или вдруг хороший человек начинает пьянствовать до потери своего образа. А в Пензе служил я у судьи - оказалось, он смешные стихи сочиняет. Судья, ведь это кто? Я к нему попал - он мне жизнь переломить сразу может, а он смешные стихи похабного сорта производит! Это не соответствует серьёзной обязанности. И очень много примеров. Про вас подумалось: купец, а нажиму нет у вас, живёте тоже несоответственно званию - один, ото всего в стороне. Купец - вообще... должен, например, иметь детей достаточно! Извините...
- Да я не виню тебя, - повторил Матвей успокоительно, а сам думал:
"Бойко говорит, не боится, хороший, видно, парень-то..."
Дня два после этого Алексей ходил хмурый, а потом подошёл к хозяину на дворе и, сняв картуз, вежливо попросил расчёт.
- Что ты? - удивлённо воскликнул Кожемякин. - Чем тебе худо у меня?
- Я доживу до второго сроку, а вы пока приищите себе другого человека, - помахивая картузом, говорил Алексей. - Я, извините, очень вами доволен, только мне не по характеру у вас...
Отвернувшись в сторону, усмехнулся и с некоторой горячностью объяснил:
- Я, видите, люблю, чтоб хозяин собака был, чтоб он мне душеньку грыз, а я бы ему мог противоречить. Такой характер - очень люблю спор и брань, что поделаешь!
- Смешной ты, брат! - с невесёлым любопытством сказал Кожемякин, оглядывая его щуплое тело. - Напрасно уходишь - куда? Сила у тебя невелика, начнёшь браниться - изобьют где-нибудь...
- Такое умозрение и характер! - ответил дворник, дёрнув плечи вверх. Скушно у вас в городе - не дай бог как, спорить тут не с кем... Скажешь человеку: слыхал ты - царь Диоклетиан приказал, чтобы с пятницы вороны боле не каркали? А человек хлопнет глазами и спрашивает: ну? чего они ему помешали? Скушно!
- Да, здесь - скушновато, - тихо согласился Кожемякин. - Это и отец мой, бывало, говаривал, лет двадцать тому назад...
Дворник остро взглянул на него и, приложив руку ко рту, вежливо и тихо покашлял.
- Хоша - не только здесь, я вот в десяти губерниях жил, - тоже не весело-с! Везде люди вроде червяков на кладбище: есть свеженький покойничек - займутся, сожрут; нету - промежду себя шевелятся...
Его жёлтые щёки надулись, и ненужная бородка встала ежом.
- Вот, вчера ходил самоубивца смотреть...
- Это который в земстве служил?
- Его. Лежит мёртвый человек, а лицо эдакое довольное, будто говорит мне: я, брат, помер и- очень это приятно! Ей-богу, как будто бы умнейшее дело сделал!
- Пьянствовал он...
Дворник отступил на шаг в сторону, кинул картуз на голову и суховато сказал:
- Едва ли от радости...
- Да-а, - отозвался Кожемякин.