Читать «Жизнь Клима Самгина (Часть 3)» онлайн - страница 79

Максим Горький

- Ты бы, Иван Васильев, по - тово, похрабрее разоблачал штукарей этих, а то они, тово, обскачут нас на выборах-то!

Голос был жирный, ворчливый; одновременно с ним звучал голосок тонкий и сердитый:

- Какой он, к чорту, эсер, если смолоду, всю жизнь лимонами торгует?

- Они тут все пролетариями переодеваются, - сказал третий.

Рассматривая в зеркале тусклые отражения этих людей, Самгин увидел среди них ушастую голову Ивана Дронова. Он хотел встать и уйти, но слуга принес кофе;

Самгин согнулся над чашкой и слушал.

- Жили-жили и вдруг все оказались эсерами, нате-ко!

- Иезуит был покойник Уповаев, а хорошо чистил им зубы! Помните, в городском саду, а?

- Ну, как же! "Не довольно ли света? Не пора ли вам, господа, погасить костры культурных усадьб? Все - ясно! Все видят сокрушительную работу стихийных сил жадности, зависти, ненависти, - работу сил, разбуженных вами!"

- Экая память у тебя, Гриша!

- На хорошее слово...

- А ведь жулябия был покойник!

- Все под богом ходим.

Компания дружно рассмеялась, а Самгин под этот смех зазвенел ложкой о блюдечко, торопясь уйти, не желая встречи с Дроновым. Но Дронов сказал:

- Ну-с, мне пора в редакцию, - и мелкими шагами коротеньких ног он подошел к столу Самгина, в то время как слуга отсчитывал сдачу.

- Б-ба! Откуда?

Руки Самгину он не подал, должно быть, потому, что был выпивши. Опираясь обеими руками о стол, прищурив глаза, он бесцеремонно рассматривал Клима, дышал носом и звонко расспрашивал, рассказывал:

- Живешь в "Волге"? Зайду. Там - Стрешнева, певица - удивительная! А я, брат, тут замещаю редактора в "Нашем слове". "Наш край", "Наше слово", все, брат, наше!

Весь в новеньком, он был похож на приказчика из магазина готового платья. Потолстел, сытое лицо его лоснилось, маленький носик расплылся по румяным щекам, ноздри стали шире.

- Приехал агитировать, да? За эсдеков? Самгин сухо сказал, что у него дело в суде, но Дронов усмехнулся, подмигнул и отскочил прочь, повторив:

- Зайду.

Глядя вслед ему через очки и болезненно морщась, Самгин подумал:

"Как часты ненужные и неприятные встречи с прошлым..."

Он пошел в концерт пешком, опоздал к началу и должен был стоять в дверях у входа в зал. Длинный зал, стесненный двумя рядами толстых колонн, был туго наполнен публикой; плотная масса ее как бы сплющивалась, вытягиваясь к эстраде под напором людей, которые тесно стояли за колоннами, сзади стульев и даже на подоконниках окон, огромных, как двери. С хор гроздьями свешивались головы молодежи, - лица, освещенные снизу огнями канделябров на колоннах, были необыкновенно глазасты. Дуняша качалась на эстраде, точно в воздухе, - сзади ее возвышался в золотой раме царь Александр Второй, упираясь бритым подбородком в золотую Дуняшину голову. За роялем сидел толстый, лысоватый человек, медленно и скупо выгоняя из-под клавиш негромкие аккорды.

В скромном, черном платье с кружевным воротником, с красной розой у пояса, маленькая, точно подросток, Дуняша наполняла зал словами какими же простенькими, как она сама. Ее не сильный, но прозрачный голосок звучал неистощимо и создавал напряженную тишину. Самгин, не вслушиваясь в однообразные переливы песни, чувствовал в этой тишине что-то приятное, поискал - что это? И легко нашел: несколько сотен людей молча и даже, пожалуй, благодарно слушают голос женщины, которой он владеет, как хочет. Он усмехнулся, снял очки и, протирая их, подумал не без гордости, что Дуняша - талантлива. Тишину вдруг взорвали и уничтожили дружные рукоплескания, крики, - особенно буйно кричала молодежь с хор, а где-то близко густейший бас сказал, хвастаясь своей силой: