Читать «Спрос и предложение» онлайн - страница 3

О. Генри

– Привет, Непрошенский! – говорит мне этот шикарный мужчина. – Ты чего встрял в мою игру? Что-то я не приметил, чтоб ты покупал фишки. И кто это тебе вручил ключи от города?

– Я всего лишь бедный путешественник, – говорю, – да еще на муломочном транспорте. Так что вы уж извините меня великодушно. А вы тут кайлом работаете или песок промываете?

– Обособляйся-ка ты от своего мнимоходца, – говорит он, – и входи в дом.

Он поднимает палец, и к нему опрометью кидается индеец.

– Вот этот малый позаботится о твоей экспедиции, – говорит он, – а я позабочусь о тебе.

И ведет меня в тот самый большой дом, выставляет стулья и выпивку молочного такого колера. Шикарней комнаты я не видывал. Каменные стены сплошняком занавешены шелковыми шалями, на полу желтые и красные дорожки, красные кувшины, шкуры ангорских коз, а уж бамбуковой мебелью, что там находилась, можно было б заставить полдюжины приморских домишек и еще б осталось.

– Прежде всего, – говорит он, – тебе, очевидно, желательно узнать, кто я такой. Я – единоличный арендатор и владетель здешнего индейского племени. Индейцы меня прозвали Великий Акула, что значит Король, или Набольшой. У меня тут больше силы, чем у пресс-атташе, гидравлического пресса и престидижитатора, вместе взятых. Я для них Палка-Погонялка, и сучков-узлов на мне не меньше, чем выдает в рекордный пробег машина «Лузитании». Да, да, и мы газеты почитываем, – говорит он. – А теперь предъяви ты свои полномочия, – продолжает, – и мы откроем заседание.

– Ладно, – говорю. – Я известен под именем У. Д. Финч. Занятие – капиталист. Адрес – 541, Восточная Тридцать вторая...

– Нью-Йорк, – прерывает меня Набольшой. – Так, так, – говорит он ухмыляясь, – вижу – Фортуна не впервой оборачивается к тебе задом. Сужу по тому, как ты щедр на рекламу. А теперь объясни, что означает «капиталист»?

Я ему как на духу выложил, для чего я сюда пришел и каким манером дошел до того, что пришел.

– Золотой песок? – говорит он, и такой у него вид удивленный, ну, чисто как у младенца, которому на перемазанный патокой палец налипло перышко. – Уморил ты меня! Ведь тут золотых приисков сроду не было. И ты вложил весь свой капитал в чужие россказни? Ну и ну! Здешние людишки – они из вымершего племени пече – наивны, как дети. Им ничего не известно о покупательной способности золота. Похоже, тебя надули, – говорит он.

– Возможно, – говорю, – только сдается мне, что человечек тот не врал.

– У. Д., – говорит вдруг король, – мне не хочется кривить душой. Не часто доводится поговорить с белым человеком, так что за твои деньги я тебе устрою наглядную демонстрацию. Может статься, что у моих избирателей и припрятан гран-другой песку под одежонкой. Доставай-ка завтра свои товары и погляди сам, как у тебя пойдет торговля. А теперь хочу представиться тебе неофициально. Меня зовут Шейн, Патрик Шейн. И владею я этими индейскими людишками по праву победителя, а победу над ними я одержал благодаря моей отваге и единоличному превосходству. Я сюда забрел четыре года назад и одолел их своими габаритами, цветом лица и нахрапом. Язык их я изучил за шесть недель, проще ничего нет: произносишь столько согласных, сколько хватает дыхания, а потом тычешь пальцем в то, что тебе требуется. Подавил я их своей импозантностью, а добил, – продолжает король Шейн, – при помощи экономической политики, ловкости рук, ну и, конечно, нашей новоанглийской морали и сквалыжества. Каждое воскресенье или, во всяком случае, когда, по моим расчетам, должно быть воскресенье, я читаю им проповедь в доме совета (а советы там даю я один) о законе спроса и предложения. Я превозношу предложение и поношу спрос. И всегда придерживаюсь одного текста. Ведь ты бы никогда не подумал, У. Д., – говорит Шейн, – что во мне так сильна поэтическая жилка?