Читать «Пусть светит» онлайн - страница 8
Аркадий Петрович Гайдар
"Нет, не погибнет! - опять успокоила себя Верка. - Разве же можно, чтобы погибла?"
Дым от головешки попал ей в лицо. Верка сощурилась, протирая глаза кулаком, и перед нею всплыло беззлобное лицо тихой побирушки Маремьяны, муж которой, стекловар, умер от ожога на заводе. Эта побирушка ходила под окнами и робко просила милостыню, но когда добиралась она до крыльца Григория Бабыкина, который был хозяином стекольного завода, то, крестясь и страшно ругаясь, грозно стучала палкой в тяжелые ворота.
И тогда Григорий Бабыкин высылал дворника Ермилу. А дворник Ермила, тихонько подталкивая побирушку, бормотал хмуро и виновато: "Уходи, Маремьяна. Мне что... Я человек нанятой. Уходи от греха. Видно, уж бог вас рассудит".
- Разве же можно, чтобы погибла? - убежденно повторила Верка и сердито хлопнула по голому плечу, в которое больно кололи черные невидимые комары.
- Что одна? Посидим вместе, - раздался за ее спиной знакомый голос.
- Ефимка... Дурак! - вскрикнула испуганная Верка.
И, не зная, что сказать от радости, она схватила его за плечи, потом выхватила из-под пепла костра две горячие картофелины и, перекатывая их на ладонях, протянула ему:
- Садись. Ешь. Это я для тебя испекла. Я-то жду, жду, а тебя нет и нет.
- И то дело, - устало опускаясь на траву, согласился Ефимка. - Есть хочу как собака.
Заслышав голоса, вылезла мать, за нею Евдокия, и даже бабка Самойлиха, которая никак не могла уложить Розку, высунула из шалаша седую голову.
Но в том, что рассказал Ефимка, хорошего было мало. От встретившегося старика пастуха он узнал, что - один с утра, другой к полудню - проскакали по дороге два казачьих разъезда, что впереди, в Кабакине, бушует белая банда.
Значит, оставалось только одно: бросить телеги, навьючить коней и двигаться к Кожухову через леса, через овраги пешком.
Все замолчали.
- Ефим, - предложила мать, - а что, если попробовать выбраться по-другому?
- Как еще по-другому? - удивился Ефимка.
- А так. У нас на лбу не написано, что мы беженцы. Мало ли кто. Ну, из голодающей губернии... ну, погорельцы. Женщины да ребята. Кто нас тронет?
- Нельзя, - насторожилась Верка. - Самойловы евреи. А белые казаки бьют их начисто.
- Ну, так давайте тогда разделимся, - рассердилась мать, - и пусть каждый идет сам по себе. Если мы целым табором, так нас каждый заметит, а по отдельности куда как легче будет.
- Так нельзя, - опять перебила Верка и с удивлением посмотрела на молчавшего Ефимку.
- Тебя не спрашивают, - оборвала ее мать. - А двадцать верст с ребятишками по оврагам, болотам да лесом - это разве можно? Ты думаешь, мне добра жалко? Мне не жалко, бог с ним. Можно одну телегу Евдокии отдать, другую - Самойлихе. А мы и так потихоньку доберемся. Где я Вальку поднесу, где ты, Ефимка, поможешь.
Ефимка молчал, но он видел, как сбоку все больше и больше высовывается седая трясущаяся голова Самойлихи и как яростно укачивает Самойлиха плачущую Розку, стараясь не пропустить ни слова.