Читать «Иной судьбы я не желал...» онлайн - страница 18

К драме, которая произошла с советским киноискусством, ко­гда после V Всесоюзного съезда кинематографистов (его Туров назвал разрушительным) началось внедрение в кинопроизводство так называемой "новой модели", Виктор Тимофеевич возвращал­ся вновь и вновь - на творческих собраниях, в интервью. Он страдал от того, что некогда великий советский кинематограф предали сами же кинематографисты - одни от недальновидности, другие, поверив в авантюрные планы получить "полную незави­симость". А получили свободу аморальности и безответственно­сти перед искусством. Туров сознавал вину за развал кино того поколения, к которому принадлежал: оно не выдержало напора рвавшихся к славе дельцов от искусства и бездарей. Те же, кто действительно прославил отечественный кинематограф, растеря­лись, заняли позицию выжидания. Ну а сам Туров что делал в то время, когда внедрялась "новая модель", согласно которой твор­чество отделялось от производства и проката?

Не помнится возражений Турова против решительной пере­стройки в белорусском кинематографе. Он понимал, что процесс этот неизбежен, творчество должно избавиться от идеологиче­ской цензуры, от которой самому доставалось. Но перестройка не должна была сломать основы того, что обеспечило кинемато­графу силу и славу.

Поиск новых "точек опоры"

Распрощавшись в 1984 году с милыми сердцу мележевскими героями, В. Т. Туров лихорадочно искал сценарий, который бы его взволновал. Перебирал портфель киностудии, читал журналь­ные публикации белорусских писателей. Встречался с Адамови­чем, склоняя его написать что-то "не столь жестокое", как "Ха­тынская повесть", которую уже ставил Э. Климов. Воссоздать жестокость "в натуральном виде" Туров не мог. Физиологизм, об­наженную жестокость он не воспринимал как необходимое сред­ство художественной убедительности. Туровские фильмы на лю­бом материале гуманны и оптимистичны.

В "перестроечное" десятилетие, которое Туров называл раз­рушительным, белорусский кинематограф с трудом сохранил творческий коллектив и производственную базу. Хотя и в меньшем, чем до середины 80-х, количестве, но выпускались фильмы. Среди них и имевшие общественный резонанс "Наш бронепоезд", "Кооператив "Политбюро"" М. Пташука, "Хам" и "Цветы провинции" Д. Зайцева, "Осенние сны" и "Эпилог" И. Добролюбова, "Отступник" В. Рубинчика, "Душа моя Мария" В. Никифорова, "Меня зовут Арлекино" и "Свидетель" В. Рыбарева... Список можно продолжить. Но Турова тревожило ослабление у кинематографистов интереса к белорусской литературе. Ворвались в кинопроизводство неумолимые законы рынка, которые создатели новых фильмов если и учитывают, но не выдерживают профессиональной конкуренции. В этом плане у Турова было особое мнение: он считал, что американизированные жанры вообще чужды белорусскому кино, интерес к себе мы можем вызвать не погоней за "боевиками", а созданием подлинно национальных картин. Постоянной болью для Турова был прокат, редко замечающий "отечественное" кино. В то время как национальное телевидение систематически показывало белорусские игровые фильмы, мультипликационные картины, внушая тем самым зрителям, что у нас в республике есть свой кинематограф, и "не худший в мире", как характеризовал его Туров.