Читать «Алла и Рафа» онлайн - страница 2

…В качестве переводчиков с иврита это была единая команда: Алла делала подстрочник. Но не только. Она очень хорошо знала, и главное, тонко чувствовала иврит. И потому, когда подстрочник был уже готов, она по нескольку раз проговаривала Рафе фразу в подлиннике, чтобы он почувствовал музыку и пластику языка. Хотя уверена, что главную роль в этой работе все же играло безупречное чувство фразы и стиля, присущее Рафаилу Нудельману.

…Общались, бывало, часто — был период, когда они захотели показать нам страну. Тогда у нас еще не было машины. Просто они заезжали за нами и везли — в Бейт-Шеан, на гору Гильбоа — во время цветения ирисов. Или просто приходили к нам. Все эти бесконечные разговоры я сейчас вспоминаю как исключительно содержательные: литература, конечно. Книги, писатели, книги и книги… Ни он, ни она не терпели трепотню на бытовые темы. В последние годы много переписывались. Это удобно: в письме подчас можно сказать больше, и подробнее, и цельнее, чем в разговоре.

Однажды мы навестили их в Гармише, в Германии, куда они каждый год нас зазывали. Рафа так изумительно описывал в письмах гору с розоватым снегом на вершине… Ну и как-то по пути в Зальцбург мы к ним зарулили. Весь этот день вспоминаю как чистое счастье: долго гуляли по городку, потом на фуникулёре поднялись на какую-то высоченную гору и там, в ресторанчике, под бренчание горного ручья ели жареную форель. О чем мы писали друг другу? У меня есть огромное множество писем Рафаила Нудельмана. Есть потрясающие — по мысли, по изложению, по стилю. Думаю, придёт время их издать.

А пока вот это:

* * *

Дорогие Рафа и Алла, во-первых, поздравляю с окончанием новой огромной работы, с романом, который достанется российскому читателю и, как прежние романы Шалева, будет будоражить и терзать. Не знаю — больше или меньше, чем прежние его романы, будет будоражить, но меня он очень взбудоражил и растерзал.

…Всё, что отпишу дальше, — не более чем мои ощущения и, уж конечно, не истина в последней инстанции, так что можно принимать или не принимать мои соображения — тем паче что ничего в книге не изменится, даже если в чем-то вы со мной и согласитесь.

Этот роман, конечно, — роман все того же Шалева, со всеми его приемами, приметами, привычками — и в том, что касается выбора темы, героев, сюжета, и в том, что касается выбора мелких деталей, домашних словечек, вырастающих до размеров мифа семейного… Ну, тут никто уже никуда не денется: писатель не может убежать от себя, от своего почерка. Правда, Шалев очень упорно держится за свою практически одну тему: семья, порок в семье, преступление в семье, расплата в семье… То есть, он по-прежнему очень ограничивает себя кругом героев и тем. Возможно, в этом его сила, некая библейская неизбежность. Возможно, в этом есть некоторое однообразие приема, то есть неизбежный тупик. Возможно.

Словом, в этом романе есть всё, что в предыдущих: прекрасное знание земли, предметов быта, истории предмета, природы, растений, птиц, животных — жизни человека на природе. Все это не может не восхищать, и я восхищаюсь.