Читать «Алла и Рафа» онлайн - страница 6

Теперь о самой книге. Ваши ощущения очень, очень во многом совпадают с нашими. Особенно живо вспомнилась мне ужасная минута, когда Алла, в первый раз читая книгу и находясь уже в самом конце, вдруг вбежала в комнату с жутким криком: «Я не буду переводить эту книгу! Я ни за что не буду переводить эту книгу!» И на все мои вопросы «почему?» только дрожала и мычала что-то невразумительное. В эту минуту я ощутил, что всё кончено и эту книгу мы действительно переводить не будем, а никакой другой работы у нас нет. Было несколько тяжелых дней. А потом мы решили, что она прочтет мне ее вслух, и после месяца такого чтения немного успокоились оба и сцену убийства ребенка уже способны были анализировать — и даже переводить, хотя по-прежнему не способны были понять. Мы знали, что Шалев жестокий писатель (вспомнить хотя бы в «Эсаве» сцену, когда Яков буквально насилует свою несчастную Лею, или «Большую женщину», которая живет за счет продажи тела одной из них калеке-каменщику), но «такого злого хулиганства мы не ожидали даже от него».

«Ну, неважно». Так или иначе, мы книгу, как видите, перевели и рады этому, хотя пост-рабочие впечатления у нас с Аллой остались немного разные: я немного хуже отношусь к книге в целом, чем Алла. Точнее, меня больше раздражает то, что я ощущаю как провалы конструкции и замысла, тогда как Алла все время сохраняет главное, общее ощущение замечательной «шалевости» (я за своим раздражением это ощущение часто теряю).

Но «пустое место по имени Варда» мы с огорчением отметили оба. (Скажу по секрету, что я в нескольких местах даже добавил от себя разные обращения героини к ней, чтобы напомнить о ее присутствии, чтобы не так нелепо звучали эти «интервью в воздух».) Лично мне думается, что это стратегическая ошибка Шалева: он хотел рассказать от имени женщины, но, видимо, нутро сопротивлялось говорить «мои месячные», и тогда он придумал Варду. Но подумайте: как еще вывалить всю эту бурю женских интимностей? Ни интеллектуальные интонации Эсава и Фонтанеллы, ни слегка иронические интонации героев «Голубя» и «В доме своем» тут не подходят, от третьего лица (от автора) эти исповеди звучат фальшиво — как быть? Если же вообще рассказывать иначе — какой богатый (женский) материал пропадет? А ведь Шалев, выражаясь вслед за Пастернаком, «ранен женской долей», у него все любимые героини — сильные женщины, но они ни разу еще не получали у него своего главного слова. (Есть еще одна небольшая, но важная деталь: эта конструкция позволяет лучше держать напряжение детектива.)