Читать «Город Оренбург: Материалы к истории и топографии города» онлайн - страница 24

Пётр Николаевич Столпянский

Площадь понадобилась вовсе не потому, что так, требовал и устав церковный и благообразие города и меры противупожарные, — вовсе нет: площадь, по уверению титулярной советницы, нужна приставу 3-ей чаcти, чтобы вид из его окон был лучше, и купцу Дееву, чтобы похвастаться своею церковью.

И эти доводы обыватель приводит совершенно серьезно, не подозревая, сколько в них иронии, если не сказать больше. Что обыватель смотрит серьезно, видно из последующего объяснения: — улица широка, церковь совершенно не нуждается в площади. и размеры площади будут даже не соответствовать церковному фасаду, — значит, обыватель и о церкви Божией заботиться, а не свои только интересы блюдет.

Конечно, обыватель прав: его устами говорит в своем прошении титулярная советница:

«В настоянии своем они, т. е. пристав и Деев, опираются на том, что у меня плана нет, но во первых, в то время, когда строился мой дом, в слободе ни у кого нет планов, а только впоследствие стали выдавать планы». — Обыватель по обыкновению своему сказал неправду: начальство заставляло, предписывало брать планы, даже цену назначило: по 10 р. за план, но обыватель уклонился от исполнения этого предписания. «За мною место в натуре» говорит она далее.

Эти слова очень характерны: я владелица места и, следовательно, оно мое; ни о каких правах, ни о каких доказательствах обыватель не хочет думать, у него все еще старый афоризм: «кто палку взял, тот и капрал».

Выставив свои доводы, почему она, обывательница, права, а ее «злокозненные враги» виноваты, титулярная советница как бы вскользь замечает: «говорят, что мой дом стар — но, конечно, этот говор — неправда и вот почему: «когда ломали крышу, он выдерживал тяжесть может быть 20 человек». Особенно хорошо по наивности это выражение: «может быть двадцати человек» — но и это доказательство крепости своего дома обыватель привел так для полноты доказательства, потому что, как он говорить дальше: «дом для меня хорош и я надеюсь в нем иметь сухой и теплый приют до конца моей жизни». Говорят, он некрасив, но... — обыватель вспоминает Ювенала и разражается следующей тирадою: «но некрасивые дома никому не делают бельма на глаза, а слезы разоренных доводят до слепоты.»

Пусть дом стар, некрасив, пусть он безобразит город, не соответствует требованиям строительного устава, все это пустяки: «дом для меня хорош, говорит обыватель, и вы меня не троньте. Мне дела нет, что я живу не на необитаемом острове, что я гражданин города, что я должен подчиниться правилам, при исполнении которых только и возможно совместное жительство». Все это не укладывается в мозгу обывателя, он помнит лишь одно: «дом его», хотя кроме голословного утверждения он никаких доказательств не может привести, и как он завладел этим домом, обыватель не хочет и вспоминать, и что лишить этого дома его хотят по злобе врагов... Ведь для обывателя враг — каждый, кто его окружает, с кем он живет, с кем он видится ежедневно. Лучшей характеристики психологии обывателя, чем данное прошение, трудно найти. Докончим это цитирование: «купец Деев вызвался наградить меня Но ему ли сделать это? Конечно, он будет ценить мой дом по купечески. Когда его собственный великолепный дом составляет незначительную часть его состояния, то признает ли он, настоящую стоимость моего бедного дома. А между тем мой дом доставляет мне при том без всякого стеснения доходу 7 рублей серебром в месяц: если капитализировать этот доход, то выходит сумма, которую никогда не назначат присяжные оценщики и которую купец Деев не захочет дать».