Читать «Город Оренбург: Материалы к истории и топографии города» онлайн - страница 206

Кириллов положил лишь начало — тяжелый недуг — чахотка — сразила талантливого самородка. Главнейшую его ошибку — слишком удаленное положение Оренбурга, внутри степи, начал исправлять Татищев и закончил Неплюев.

Татищев — отец русской истории, опять повторяем, ученик Петра I был также разнообразен в своих занятиях, как и его учитель. Посол в Швеции, начальник горных заводов, губернатор в Оренбурге и Астрахани, Татищев все время служил одной идее, его богинею была наука: и где бы он ни был, в каком жизненном положении он не находился, он не забывал своей богини и собирал один за другим вклады в сокровищницу русской науки.

Не зная иностранных языков в молодости, он выучился немецкому языку в зрелых годах, не получив даже крох от европейской науки, он своим зорким трезвенно-скептическим умом предвидел очень далеко, и вместо схоластики, еще царившей в науке, он прокладывал натуральные пути.

Не веря в ведьм, спася от костра несчастную крестьянку старуху в Польше, он также не верил в те отвлеченные формулы, которыми снабдило его отечество, его родной дом — старых московских бояр.

Он требовал и жаждал только фактов и эти факты он собирал всю свою жизнь: за границею в Кенигсгольме он отыскивает летопись, в Швеции труды Манькова, на Урале и в Сибири сибирские первоисточники, составляет словари языков инородцев, составляет словарь географии России и наконец сочиняет свою историю российскую, которую — так как она показалась слишком вольнодумною российскому духовенству — мечтает издать за границей.

В Оренбурге он пробыл не долго, но он положил начало новым действиям русских в колонизуемом крае — кроме крепостей и завоевания войском есть другой способ завоевания — культурным путем, путем поднятия цивилизации, путем хорошо дисциплинированной, знающей, административной власти. Для первого — Татищев открыл в Самаре школу для калмыков и татар, для второго — он возобновил коллегиальное управление среди властей.

Но, конечно, это были одни попытки, одни намеки, которые не могли привиться к жизни, жизнь была слишком груба, и все более или менее гуманные начинания, которые проводил по отношению башкир и киргиз Татищев, пожалуй, оказали менее влияния, принесли меньше пользы, чем кровавые казни, которыми действовал заместитель Татищев — князь Урусов.

Потоками лилась кровь, беспрерывным заревом горящих башкирских деревень освещались небеса, сотни, тысячи башкир уводились в Сибирь, во внутренность России, поступали в крепостную зависимость, виселицы, колья, отрезание ушей, носов, языка были обычными мерами — и они если не усмирили волнений, то хотя несколько утушили его.

Неплюев... но о Неплюеве существует целых два тома исследования г. Витковского. Отдавая все должное труду почтенного исследователя, мы все же не можем не указать на два значительных на наш взгляд недостатка этого обширного научного труда.

Первый недостаток заключается в том, что г. Витковский решился стать не биографом Неплюева, а его панегиристом. Все, что ни сделал Неплюев, великолепно, даже более того гениально. Это стремление видеть в Неплюеве лишь одни положительные черты бесспорно выразилось односторонностью труда г. Витковского. Далее, исследователь не оставался объективным историком, он не только анализировал факты жизни края под управлением Неплюева, но он их подводил под известную, слишком одностороннюю — крайне славянофильскую —  точку зрения. От этого с одной стороны в труде Витковского является нарисованными слишком черными тонами картины распространения ислама, а с другой стороны очень радужно различные миссионерские деяния.