Читать «Дом на Луне» онлайн - страница 3

Мы все думали да гадали, какое он скажет первое слово? Однажды протягиваю яблоко, а он спрашивает:

— Мытое?

Мы с Кешей возликовали, правда, удивились, что он такой предусмотрительный.

C тех пор как мальчик зашагал по земле, мы вдвоем отправлялись в далекое странствие по городу, держась крепко за руки, гуляли в Нескучном саду, катались на Чертовом колесе, ходили вместе в кино. Раз как-то забрели в кинотеатр, а там идет фильм «Обнаженная любовь».

Я говорю:

— Послушай, не могу же я тебя вести на фильм «Обнаженная любовь»!

А мой мальчик — ростом с полено — отвечает:

— Может, это не та обнаженная любовь, о которой ты думаешь!

Слоняясь туда-сюда, глазея по сторонам, мы оба с изумлением наблюдали, как в нас просыпается вселенная, принимает качества и формы, привлекает, отпугивает, показывает завораживающие картины. Как наше дыхание и умы творят из океана света небо и землю, животных, людей, птиц, деревья…

— Огромная неожиданность подстерегает вас обоих — увидеть мир таким, какой он на самом деле! — мы слышали древние голоса, с незапамятных времен сопровождающие меня в моих прогулках по жизням. — Ты птичка, Маруся, не чайка, не лебедь, но зяблик или синица, ты — изначальное состояние свободы, полнота чистой радости, средоточие света и свидетель всего. А птенчик у тебя — орел.

Он постоянно лепил крылатых людей. Пластилин, глина, хлебный мякиш — берет, что под руку попадется, и — терпеливо, старательно: сперва туловище; свободно, без малейших усилий — голова, зато с каким усердием он прилаживал крылья, а уж напоследок, играючи, появлялись ноги и руки.

В первом классе им велели слепить человека. Мальчик сделал фигуру с крыльями, но эти крылья учитель Семен Тихонович Коровиков, учитель по труду, а заодно и преподаватель гражданской обороны, отрубил стамеской.

— Вот так-то лучше будет, по-людски, — добродушно сказал Коровиков.

Мальчик разозлился и давай лепить крылья снова. Только сотворил одно крыло, нашел на него как тать Семен Тихонович, выхватил скульптуру и яростно, большой ладонью, придавил крыло к спине.

— А ну, лепить, как учат старшие по званию! — он приказал.

Мальчик надулся, промолчал. А дома твердо заявил нам с Кешей:

— Я не собираюсь учиться у Семена Тихоновича всякой белиберде.

Очень его волновало то обстоятельство, что мы тут так намертво зачалены. До школы еще, когда он лежал с температурой, болел:

— Вот интересно, — говорил, — какое сильное притяжение Земли! Сквозь кору, сквозь асфальт, сквозь дом, сквозь кровать, сквозь простыню. Как же трудно взлететь, если у тебя нет крыльев!

Два раза у него была скарлатина. А потом воспаление легких. Это за одну зиму! Мы прямо не верили тогда, что дожили до весны. Я собираюсь на почту, а он:

— Марусь, ну, можно я с тобой? Я тихонько. Надену шарф, поддену колготы. Я хочу посмотреть, что за это время случилось с миром?

В детстве ему нравилось иногда тихо посидеть в темноте. Он даже нарочно закрывал двери.