Читать «Дзига» онлайн - страница 68

Лета бы села в кухне, на том месте, которое выбрал для себя фотограф Витька, так чтоб у правой руки окно, а через стол — ларисино место. Погладила бездетную кошку Марфу. И приходила бы туда, сидеть, пить кофе из большой кружки, читать, поворачивая книгу к оконному свету. Наверное, они бы разговаривали. Еще у Ларисы есть огород и небольшой сад, там растет низкое и раскидистое дерево инжира, Лета писала его, не помня, опадают ли на инжире листья на зиму, и оставила как есть — с зелеными темными ладошками. Ей нравилось, что он там теперь такой, немного неправильный. Пусть соседи ходят смотреть.

Дорога твердо укладывалась под кроссовки, ветер кидался в лицо, мягко возя воздушными лапами по щекам и скулам. Куртку пришлось расстегнуть, стало жарко. Эй, Лета ненормальная, ты написала людей и расселила их по своим любимым местам, ступив в этих местах за невидимую грань реальности, и теперь совершенно серьезно хочешь просить выдуманного мальчишку познакомить тебя с твоими же персонажами. Это что? Это как, Лета?

Но внизу лежало море, не синее, как в жару, а дымчатое, плавно переходило в небо, и Лета решила — да что тут такого? Ну да, для меня они живые, и есть твердая уверенность, что вне ее поля зрения — живут, не застывают в неподвижности, ожидая благосклонного авторского взгляда.

Лариса. Лариса — Кларисса? А ведь, когда писала, то и не думала, что взрослая женщина Лариса, мать уже взрослой дочери, она и есть такая Кларисса, девушка, что уходит босиком под теплый дождь, заставляя соседей крутить пальцем у виска, а мужчин доводя до сердечной боли мыслями о том, что, кроме встроенной в их повседневную жизнь жены Милдред, есть другое. Что-то, нечто, кое-что. Брэдбери, как и любой мужчина, с радостью остановился на любви. Написал девушку. Ведь мир Клариссы вполне подходит молодой девушке. Но не сказал о том, что же становится с босыми клариссами, когда они вырастают? Им нужно жить свою жизнь, это милосерднее, чем бросать героиню прозябать в вечной неизбываемой юности, потому что так приятнее автору. Конечно, есть клариссы, мелькнувшие светлым росчерком, легким дыханием, и исчезнувшие, чтоб служить генератором сладкой грусти. Но как быть с жизнью? С жизнью тех, кто не умер, а вырос и живет дальше. Женщины, что были странными, нежно-странными в юности, они выходят замуж и рожают детей, готовят обеды, а там скоро и внуки, женский век стремителен, вот тебе двадцать, а вот двадцать твоей дочери, и она приходит сказать — мама… я…