Читать «Тридцать лет спустя» онлайн - страница 3

Вячеслав Михайлович Рыбаков

Такое впечатление, что в те годы сам воздух был насыщен какими-то испарениями. Хошь ни хошь, а подхватишь… Первичная социализация. Да, конечно, в юношестве уже начинаешь непроизвольно ощущать, как именно легче всего вызвать уважение и восхищение сверстников, что надо говорить, чтобы взрослые властители дум тебя сочли умным и порядочным, стали держать за равного. Это тоже факторы немаловажные. Но все случилось гораздо раньше. Задолго до того, как осозналось. Само собой. Не для внешнего эффекта и не в процессе инстинктивного нащупывания связей с теми, кто рядом. Внутри души. Беззвучно.

Не было бы перестройки без этого поветрия. Я ж не один был такой.

Потом, по мере взросления, стали действовать и материальные факторы. Их роль порой сильно преувеличивают, но и преуменьшать ее не стоит. Помню, где-то во второй половине 70-х, уже в аспирантуре, мне впервые в жизни позарез захотелось купить себе ну хоть мало-мальски модный пиджак. И я мотался по главным тогдашним питерским универмагам — Гостиный, ДЛТ, Фрунзенский… Ну хоть бы что-то приглянулось! Сплошь серые дерюги, одинаковые, скучные, допотопные, сидящие, как на пугале… И я был не одинок в своих скитаниях. Отчетливо помню, как мы стояли, дожидаясь очереди, в одну примерочную кабинку с мужиком, который, как он обмолвился, приехал в командировку с Севера. И вот его в какой-то момент пробило на горькое: «Ну что, ёпэрэсэтэ, за страна! И денег полный карман, а взять нечего!» Всем, всем это было очень унизительно, а главное — абсолютно непонятно.

Ах, если бы Брежнев в отчетном докладе съезду честно сказал: товарищи, страна во вражеском окружении надрывается из последних сил, где ракеты, а где штиблеты,  не до пиджаков ей… Мы бы поняли, ей-богу! Но ведь в тогдашнем кино про нашу жизнь все были одеты вполне прилично. Непрестанно нам в уши лилось про повышение уровня жизни, увеличение ассортимента, про очередные достижения легкой индустрии… Отсюда  мощная волна настроений, сформулированных, в частности, замечательным тогдашним анекдотом про человека, который ищет врача «ухо-глаз». Ему говорят: вам, наверное, ухо-горло-нос! Да нет, отвечает, у меня такая болезнь странная: что вижу — про то не слышу, а про что слышу — того не вижу…

Чуть позже это аукнулось много горше. Мы воевали в Афганистане, воевали тяжело, в основном умело и в сущности справедливо — во всяком случае, куда справедливее, чем теперь американцы; мы защищали не претензию на мировое господство и не наркоторговлю, а светскую цивилизацию, начавшую было укореняться в сердцевине Азии, защищали созданные с нашей же помощью заводы, электростанции и кооперативы, выученных нами же афганских инженеров, учителей и врачей. Против нас тогда руками душманов воевал весь западный мир — как всегда, натравливая фанатиков на нормальных людей, невменяемых на вменяемых, это у демократов излюбленный способ защиты демократии. То была маленькая третья мировая война в одной, отдельно взятой стране. И на ней, как и на всякой войне, у нас были жертвы и были герои. На этих героях и на их подвигах можно было новое поколение патриотов воспитать, как наше было воспитано на войне с фашизмом и ее героях… Совместное преодоление трудностей — нет социального клея крепче. Но наши герои, вместо того, чтобы всем рассказывать о том, что они делали и делают на этой войне, обязаны были давать подписку о неразглашении. Потому что советского человека нельзя было ничем волновать. Как придурка. Нельзя было ему рассказывать о реальных проблемах. У нас ведь все хорошо, и войны никакой нет, и ассортимент расширяется, вот и новая модель «Жигулей» подоспела, и в новом прогрессивном фильме наконец разрешили слегка показать обнаженную девичью грудь…