Читать «Ода утреннему одиночеству, или Жизнь Трдата: Роман» онлайн - страница 60

Сама она, бедняжка, на митинги почти не попадала, поскольку была слишком занята в кулуарах Конвента, и в том, что касалось происходившего на площади, вынуждена была довольствоваться рассказами Жизели, которая, наверно, оставалась бы там даже ночевать, если б ей не пришлось заменить сестру на кухне. Жизель, кстати, вовсе не мечтала жарить баклажаны какому-то никчемному писателю-фантасту, вместо того чтоб пировать за праздничным столом революции, из-за чего проводимые вместе вечера стали еще более нервными, чем раньше. Рубашки, во всяком случае, Жизель мне стирать не стала, и мне приходилось иногда напоминать Анаит, что ее муж, отправляясь в издательство, должен чем-то прикрывать свою волосатую грудь; в ответ сразу начинались причитания типа, как я могу думать о каких-то сорочках, когда решается судьба нации. Я как-то сказал Анаит, что, по моему мнению, судьба нашей нации намного больше зависит от того, удастся ли нам закрепиться в двадцатом веке или придется вернуться в эпоху, когда за неимением лучшего разгуливали в набедренных повязках, но мой авторитет дома к этому моменту уже практически сошел на нет, и Анаит не соизволила даже отреагировать на мою реплику.

Сорочки она в конце концов, конечно, выстирала, она все же была слишком армянка, чтобы отказаться от выполнения первичных обязанностей, но во всем остальном я с тех пор чувствовал себя дома примерно так, как себя, наверно, здесь чувствовала прежде моя тень. Обычно такое разочарование, когда близкий человек неожиданной чуждостью мыслей начинает походить на пришельца, люди переживают в отношениях со своими детьми и воспринимают это, если хватит ума, стоически. Сохранить спокойствие можно и в случае, если то же самое произойдет с женой, но тут все-таки на карту поставлено больше. Мужчине психологически очень трудно вынести положение, когда его слово уже ничего не стоит. Однажды Анаит пришла домой немножко раньше, чем обычно, и я спросил ее: «Жена, когда ты последний раз что-либо читала, например Апдайка, который тебе раньше так нравился?» Анаит как раз вынула из сумки кипу машинописных бумаг, которые теперь поспешно листала. Она подняла голову, рассеянно посмотрела на меня и сказала: «Но я же читаю и сейчас, Трдат, разве ты не видишь?» Под чтением она подразумевала углубленное изучение очередной речи председателя Конвента, что для Анаит было не менее важно, чем для католика ознакомление с буллой папы. Кстати, председатель Конвента именно так и общался с массами — как умный священник, очень спокойно и сердечно, он внушал всем веру в то, что, если они пойдут за ним, он выведет их в страну счастья. Когда Жизель говорила о председателе Конвента, у нее на лице появлялось особое благоговейное выражение, как у верующих, которые полагают, что им было ниспослано откровение. Анаит, как более замкнутая, своих чувств столь открыто не выказывала, но наверняка с готовностью и даже наслаждением пошла бы на костер во имя верности глубоким мыслям означенного председателя. Между их душами была столь совершенная гармония, что я не мог понять, при чем тут еще я, армянский писатель, пишущий на русском языке, иными словами, нонсенс.