Читать «Гностицизм» онлайн - страница 41

«Если не получают сначала воскресения, будучи еще живыми, (то), когда умирают, не получают ничего» (стих 90)

Гностики считали термин «воскресение» словом-символом гнозиса, или истинного духовного пробуждения. Когда мы просыпаемся, осознавая то, кто мы такие, откуда мы пришли и куда идем, мы приходим к истинному, подлинному знанию вещей. Для гностической традиции воскресение Христа есть таинственное побуждение, содействующее нашему воскресению или пробуждению. Если этого пробуждения не происходит, тогда жизнь, смерть, воскресение и вознесение Христа были напрасными. Как пишет Ангелус Силезиус, христианский мистик семнадцатого века, весьма гностический по духу:

«Христос мог бы тысячу раз рождаться в Вифлееме — ты всё равно погиб, если Он не родился в твоей душе»[2]

(Херувимский Странник)

Imitatio Christi (подражание Христу) часто понимается как отождествление своих собственных страданий и несчастий со страстями господними и распятием. Однако, это подражание должно также включать в себя воскресение. Гностическая позиция достаточно ясна: в момент полного гнозиса пребывающая внутри божественная искра продуктивно реализуется и человек восстает из двойного гроба тела и ума, объединенного с вечным духом. Забытье отпадает прочь; воспоминание о реальности духа возвращается.

Христос – вечный освободитель

Одно из главных возражений мусульман против христиан относительно Иисуса - то, что он называется сыном Бога. В глазах мусульман неприлично говорить, что Бог имеет сына, ибо для продолжения рода необходима деятельность плоти, а это было бы ниже божественного достоинства. Хотя гностические писания свободно относятся к Отцу, Сыну и Святому Духу, они не отождествляют Иисуса со вторым ликом Троицы в виде какой-либо конкретной формы. Вопрос «сыновства» не был для них важен. Подобно мусульманам, они, быть может, уклонялись от него. Иисус помазанный (Христос) был для них таинственный эоническим существом, великой духовной силой, которая снизошла в форме посланника к человечеству. Мандейская Гинза (389 гг.) представляет самораскрытие именно такого существа, хотя его имя не упоминается:

Из места света я вышел из тебя, светлое обиталище.

Я пришел ощутить сердца, измерять и подвергать испытанию умы, узреть, в чьем сердце я живу, в чьем разуме я лягу отдохнуть.

Кто думает обо мне, о том я хлопочу; кто называет мое имя, имя того зову я.

Кто возносит мне молитву со дна падения, его молитвой я молюсь из места света.