Читать «О любви я молилась» онлайн - страница 55

Елена Афанасьева

...Только с Димой я в философию любви не углублялась. Любые мои рассуждения на эту тему и возле нее он выслушивал из вежливости, но при первой же паузе в моем монологе «затыкал» мне рот поцелуем и тащил в постель. Я бы сказала: подкреплял теорию практикой, если бы он хоть сколь­ко-нибудь этой теорией проникался! В общем, все мои рассуждения — да, на любые темы — в лучшем случае его умиляли. Не скажу, чтоб оставляли равнодушным, но только он их не воспринимал всерьез, они не проникали в него ни глубоко, ни мелко. А я столько раз пробовала довести до его сознания среди всего прочего одну очень важную мысль, которая меня беспокоила и волновала больше всего, — о необходимости, о бесспорной необходимости верности в любви. Иначе, твердила я, утрата любви абсолютно неизбежна: «Что сломается на небесах — на земле уже не соберешь!»

Моя «философия», я сама, хотя и не чуждая «физическому», но с избытком погруженная во все «духовное», — было ли Диме все это интересно? Меня постоянно и тяжело преследовало чувство глубокой неудовлетворенности из-за поверхностности наших взаимоотношений. Из-за того, что внутренний строй моей души его абсолютно не интересовал, не представлялся важным. Все мои накопления и завоевания на жизненном пути, мне казалось, он не ценит, не видит, да и не может видеть. Ведь в нем самом не было внутреннего критерия для оценки всего, что «выше пояса».

Такое было ощущение, что он на меня смотрит, но не видит. Ну как же это? Вот она — я! Во мне столько всего! Разве не интересно? Да, ему было неинтересно. То, что ему нужно было от женщины, он во мне находил, и его это устраивало, а все остальное его не трогало, а пожалуй, даже и раздражало. Особенно то, что я старалась жить по-христиански, старалась быть доброй и помогать людям там, где получалось. Впрочем, до поры до времени его устра­ивало все, что он во мне видел и находил. Ну, а если и не устраивало, то он умел с этим примириться. Он был, по сути дела, классный приспособленец и умел принимать все как есть. Все, абсолютно все — ради любимой женщины, ради того, чтобы находиться с нею рядом, постоянно.

А я пребывала в недоумении, растерянности, временами в отчаянии: мне-то как быть со всем тем, что я годами копила и пестовала в душе и в голове, чем втайне гордилась? Как поступить со всем моим «духовным капиталом»? Его свез­ти на помойку, что ли? Ведь в моей жизни со вторым мужем он только мешал.

Но могла ли я перестать быть собою и жить лишь с частью своей души, а о второй позабыть? Это было трудно, это было невозможно. Из зерна противо­речия должно было вырасти большое-большое растение отчуждения.

И вот, хотя Дима и ответил мне: «Охотно!» — ответил весьма обнадежи­вающе, согласившись на совместное «духовное развитие», однако за книги браться не спешил. Все же не без моего нажима он вскоре взял в руки пер­вый 700-страничный том стихов «Песнь любви». Часто приходил ко мне с книжкой в руках, чтобы прочитать то или иное стихотворение. Читал, запи­наясь, коряво, плохо поставленным голосом. Все выдавало в нем внутреннее волнение. Затем принялся за второй том. Когда он его одолел, я принесла из библиотеки «Потоп», «Пан Володыевский» и «Огнем и мечом» — зна­менитую трилогию Г. Сенкевича. Мы прочли ее вместе — это чтение давно было в моих планах. Потом были еще и другие книги. Всего восемь книг он прочел под моим «мудрым руководством» за четыре года совместной жизни. Последнюю из них — рассказы Стефана Цвейга — Дима дочитывал уже дома у своей матери, после того как мы с ним расстались. Да так и не дочитал. Я приехала к нему и забрала эту книгу несколько месяцев спустя. Так завершился Димин «духовный рост» и все его духовные «накопления» со мною.