Читать «В Шторме» онлайн - страница 257

В течение долгого времени Вейдер попросту не узнавал своего сына, не ощущая знакомого присутствия в Силе — настолько непроницаемы были щиты вокруг его разума.

И затем — когда Вейдер понял, кто это — он замер на месте.

В полумраке зала по-прежнему висела тяжелая выжидающая тишина…

Его сын повернулся — и все надежды Вейдера, все его стремления, все его намерения рухнули, разбились, словно стекло о камень резкой правдой, представшей перед ним.

Его сын… полный идеалов, решительный и безрассудный юноша, сражающийся с ним на Беспине с горячей страстью и верой… его сын исчез, был уничтожен реалией судьбы, сожжен и похоронен под затененными лохмотьями человека, который наблюдал за ним сейчас с таким холодом, повернувшись изможденным лицом, отмеченным многочисленными и едва излеченными шрамами.

Истощенный телом и душой, с темными кругами под глазами; все свидетельствовало о болезненной слабости, несмотря на то, что он стоял уверенно и прямо. Те когда-то выразительные синие глаза были замкнутыми и настороженными, жесткими и пустыми, не выказывая ничего, ни надежды, ни ненависти.

Но в момент, когда он повернулся, и их глаза встретились, на секунду щиты Люка дрогнули, и Вейдер увидел то, что находится под этим взглядом.

Сердце пропустило удар и его совершенно отрегулированное дыхание нарушило на мгновение темп от внезапно нахлынувшего сочувствия, от полностью инстинктивной потребности отца защитить своего сына.

Ощутив это, Люк резко отвернулся в отвергающем неприятии, не желая и не нуждаясь в заботе своего отца. Было слишком поздно для какой-либо помощи, если она вообще могла быть.

Насколько Люк знал, Вейдер ясно дал понять свое отношение к нему на Беспине. И заявить сейчас о каком-либо беспокойстве было бы лицемерием, граничащим с оскорблением.

Вейдер стоял, как вкопанный, обуреваемый противоречивыми эмоциями при виде своего сына. Он чувствовал Люка в Силе, изолированного и обособленного, опустошенного и разбитого, физически и морально, окунувшегося во Тьму. Ощущал его шрамы, которые никогда не исчезнут, а будут только сильнее углубляться — уничтожая остатки надежды.

И ясно видел руку Палпатина во всем.

Это было знакомо ему — чувства собственной опаленной души.

Но он никогда не хотел видеть таким своего сына.

И затем этот момент был сломлен. Отвернувшись, Люк вышел из сумеречных теней — хотя в восприятии Вейдера остался окутанным Тьмой — и направился к высоким дверям палаты для аудиенций, тихо открывшимся в приглашении.

Вейдер автоматически последовал за ним, догоняя его у дверей и пытаясь придумать, что сказать — хоть что-нибудь; какую-то причину, какое-нибудь оправдание в защиту своих высоких целей.

— Не смей. Даже не пытайся, — надрывно и едва сдерживая злобу, тихо проговорил Люк, не поворачивая головы.

Это был его сын. Его сын произнес слова с такой ледяной враждебностью, замораживающей Вейдера. То, ради чего он вернулся, исчезло — не было никакого отклика, никаких точек соприкосновения, давших бы ему признание и терпимость, на которые он рассчитывал. Никакой перспективы, видимой раньше.