Читать «Республика попов» онлайн - страница 4

Правда, на этот раз Томашу не встретился боевик-динамитчик, и жизнь его опять покатилась по привычным рельсам. Директор гимназии сломил его своей «добротой», обезоруживающей «национальной» логикой. «Мы ведь свои люди, словаки», — убеждал он Томаша. Так разве нельзя по-хорошему между собой договориться? И хотя Томаш Менкина прекрасно сознавал, что он не может, не имеет права во имя сохранения того лучшего, что в нем осталось, идти на компромисс, он все-таки снова пошел на него. «Мы ведь свои люди»… «В те годы к этому прибегали как к последнему аргументу, особенно в щекотливых делах человеческой совести», — комментирует эту вспышку слабости своего героя Доминик Татарка.

В липкой паутине, сотканной из гулких демагогических фраз, бьются и остальные герои романа. Одни запутываются в ней из страха, другие — по неведению, третьи — по доверчивости. И всякий раз внутреннее примирение с этим духовным пленом означает трагическое падение личности. Приятель Томаша Лашут, запуганный в фашистской охранке, становится доносчиком. Еще примечательнее в этом смысле история, случившаяся с дядей Томаша Яном Менкиной. Двадцать шесть лет проработал он на чикагских скотобойнях в Америке. По зову сердца вернулся наконец на родину. С недоумением наблюдает он за изменениями, происшедшими в родных местах, за новыми горластыми людьми, неожиданно всплывшими на поверхность. В его доме, который он выстроил на свои сбережения в один из предшествующих приездов, поселился некий Минар, предводитель местных чернорубашечников-гардистов. Из милости выделили Менкине комнату в его собственной вилле, и он покорно смирился с ролью дворника на собственном дворе. За чудаковатой внешностью и поступками американца скрывается подлинная доброта, отзывчивость и человечность. Таким остается Ян Менкина до тех пор, пока не соблазняется возможностью по дешевке купить доходный трактир с гостиницей у еврея Клаповца, имущество которого и без того подлежало «аризации». Менкина снова сделал «доброе дело»: ведь он купил у Клаповца, а не просто реквизировал его заведение. Но: коготок увяз — всей птичке пропасть. Теперь уже интересы «дела» стали для американца превыше всего. Деньги не пахнут, и Менкину тревожат не кутежи местных фашистских главарей в его гостинице (от каждого такого кутежа ему-то прямой барыш), а подозрительная, с точки зрения Минара и ему подобных, репутация племянника. Как бы неблагонадежность Томаша не повредила торговле! Эволюция этого образа весьма характерна и логична, автор вложил в нее глубокий политический смысл: бескорыстный «чудак» Менкина был человеком неудобным и даже опасным для режима, его поистине апостольская кротость могла навеять мысль о невыгодных параллелях с хищническими наклонностями юродствующих во Христе новоявленных пастырей народа; делец Менкина сразу же оказывается социально родственным этому режиму, переходит в разряд «верных» словаков.