Читать «Республика попов» онлайн - страница 177

Доминик Татарка

«Дура, дура», — твердила она про себя, пока Томаш потягивался и рычал, как лев, — но слез удержать не смогла. Переступила порог гнусной комнаты — заставила себя ради Томаша, — и слезы брызнули. Даже присела на краешек стула, но это уже было выше ее сил. Завсхлипывала, забилась судорожно:

— Томаш, скажи же наконец…

— Что говорить — сама видишь, — ответил он насмешливо, а потому несправедливо.

— Томаш, что будешь делать? Что? — выталкивала она слова, прижимая к лицу скомканный платок.

— Не знаю, Дарина…

Он хотел погладить ее по руке. А у нее душа будто окоченела — ничего не чувствовала. Когда Томаш коснулся ее — испугалась, отдернула руку:

— Оставь…

— Хорошо, оставлю. Что ж, значит, оставим. — Протест ли, гордость ли обуяли Томаша, или до того он перед ней потерялся, что словечко это его оскорбило? — Вы правы, Дарина, здесь грязная дыра. Оставим все как есть. Я ведь и сам еще не знаю, что буду делать. Перебиваться со дня на день… Не связывайтесь с таким, как я…

Дарина выпрямилась — безмолвно и гордо, и слезы высохли разом — куда подевались… Не взглянула даже. А он, как одержимый, все нес и нес, чем дальше, тем хуже:

— Да, вы правы, Дарина. Привязываться к такому, как я, не стоит. Такой человек, как я, пусть будет хоть в душе, хоть в чувствах свободен. Вы умная женщина, вы не откажете мне в этой свободе. Время теперь неверное. Ужасная жалость, если вам придется пережить еще одно разочарование. Ведь и чувство, и чувство, Дарина, надо расходовать экономно, не разбрасывать легкомысленно… да вы и сами лучше меня знаете. Добрая хозяйка два раза повернет на ладони монетку, прежде чем купить что-нибудь на кухню… Вы образумились и раздумали, но я признаю, что вы благородная женщина, так что разрешите, позвольте мне, как говорится в романах, сохранить ваш образ в душе. Как прекрасно — носить в душе сладкую память о верной любви…

Менкина говорил, говорил, вот уж верно — молол, как взбесившаяся мельница, потому что знал, был уверен, эта уверенность усыпляла его, словно наркотик, что это конец. Вот не хватит дыхания, смолкнет он — и наступит конец. Дарина, благовоспитанная девица, поднимется, величаво так поднимется и, покорная своему благородству, словечка не уронит, а он побежит впереди нее, будет двери ей открывать уже как настоящий привратник: прошу, прошу вас…

Все точно так и случилось. Дарина величаво поднялась, ушла, ничто не могло ее коснуться, даже грязь во дворе проклятого менкиновского заведения. Это бы еще что! Но она шла совсем непринужденно и даже не закрывала руками белый треугольник блузки в вырезе костюма.

Никому бы не следовало этого знать, но Томаш сам потом признается, что пальцы кусал, глядя, как шаг за шагом все дальше уходит Дарина от почасового вертепа. Да, жестоко обошелся Томаш с Дариной. Но и к себе он был жесток. Почему? За что?