Читать «Республика попов» онлайн - страница 176

Доминик Татарка

«Прости, дорогая, что я тебя так трактую», — очень нежно извиняется он мысленно перед Дариной, и в ту же минуту его обливает холодом: стоит он тут, на зло дяде, бродяга бродягой! Мятые брюки, расшлепанные сандалии на босу ногу, нечесаный, небритый — одним словом бродяга! Эта внешность внушила ему и тон, отчасти насмешливый:

— Целую ручки, пани учительница. Какая радость! Мы так давно не видались.

Дарина опешила от такого приветствия; головой покачала, сказала:

— Томаш, сколько дней уже как вы вернулись? И не показываетесь. Нехорошо, нехорошо, — пустилась отчитывать его.

Они бы тут же и рассорились, если б Менкина слушал ее упреки, среди которых были заслуженные. Но он, к счастью, не слушал. Такую радость испытывал он, что буквально ничего не слышал, совсем оглох. Только смотрел на нее — на рот, на глаза, на воротничок белой блузки, на шляпку, которая совсем ей не шла. И Дарина вдруг замолчала, не досказав очередного упрека. Пролетел сладостный миг взаимного проникновения. Дарина опомнилась, сказала каким-то подавленным тоном:

— Уйдем отсюда.

И вздрогнула, как показалось Менкине. Это было ей свойственно — вот так, прямо с чувством физического отвращения, вздрагивать в присутствии чего-то грязного. Будто грязь касалась тела ее, так сильно развито в ней было чувство — даже скорее инстинкт — чистоты.

Менкина вспомнил Сагульчика, вспомнил, с каким сомнением привратник вверял ему свой пост, и спохватился, пробормотал:

— А куда же ты хочешь пойти? В таком виде я не могу.

К несчастью, Дарина согласилась, что в таком виде ему действительно никуда нельзя. Это задело Томаша, и он проговорил уже с новой насмешкой:

— Прошу вас…

Растворил перед нею дверь привратницкой. Дарина, чистая дева, прижала локти к бокам, но вошла. Менкина, изображая привратника, открывал перед нею следующие двери, дорогу на галерею, поминутно вставляя: «Прошу вас… прошу…» Дарина уже не только локти к себе прижимала, она уже и шею свою, и белую блузку в вырезе костюма невольно прикрывала ладонями. Вонь и грязь со двора подступали ей к горлу — будто ей предстояло перейти вброд трясину. Это было трудно, но она шла — куда бы не пошла она за Томашем! Когда поднялись на галерею, у нее будто немного отлегло на душе, но вот Томаш отворил дверь своей комнаты. Дарина только просунула голову в дверь, как ласочка, чующая западню, и передернулась, будто ее облили водой.

— Не води меня сюда!

— Нет, так нет, — холодно сказал Томаш; он вошел в свое жилище, потянулся, как лев в клетке. — Это моя берлога. Еще спасибо, хоть такая есть.

Дарина знала, что ее ждет большое испытание, готовилась к нему, то-то и оделась тщательно, как на государственный экзамен, но на такое не рассчитывала. Здесь испытанию подверглась не любовь, не преданность ее, а физическое ощущение и предрассудки. Она-то воображала, что придется ей смягчать грубость, внушать веру в свои силы, поддерживать, исцелять душу, пробуждать вкус к жизни, а ее хватают за горло, окунают в сточную канаву — такое было у нее ощущение. На глаза навернулись слезы.