Читать «Республика попов» онлайн - страница 142

«Лашут от этого не пострадает. Прости, Франё, что я назову тебя. Я назову его, — решил Томаш. — Франтишек Лашут может засвидетельствовать. Я шел на вокзал с пустыми руками и в поезд сел без вещей. Франё, так ты по крайней мере узнаешь, где я, и дашь знать маме и Дарине».

Терпеливо начал он разговор по азбуке Морзе через стенку с соседом. Понял его вопрос: «Где был провал?» Но не сумел правильно отстучать ответ. Сосед наконец прекратил эту затянувшуюся беседу, которая больше состояла из слушания. Он четко простучал: «Шляпа» и — «Доброй ночи». В ужасе перед бесконечностью ночи Томаш долго слушал, прижав ухо к стене. Безошибочно распознавал, как товарищ в соседней камере засыпает сном праведника. Когда он уснул и пришло одиночество и необъятная ночная тишина — Томаша охватила тоска. Слух его улавливал лишь пустоту. Уши начинали болеть уже не от побоев, от напряженного прислушивания. В этом мире не было надежды доказать свою невиновность. Ибо его невиновность обращала все в бессмыслицу. Ужасно хотелось курить; жажда томила. Чем дальше, тем больше хотелось пить. И он был голоден. Человек должен знать по крайней мере, за что страдает. Больше всего его бесило сознание, что он невиновен. Жить в таких условиях помогает только вина. А он был невиновен. Невиновному грозила опасность лишиться рассудка. Его невиновность доказывала ему, что он не принимал участия в событиях, события просто давили его. Со всем доступным ему хитроумием начал он доказывать себе, что симпатия к коммунисту из экспресса — достаточная вина. Никогда он его не выдаст. Да, так — пусть расплачивается за симпатию к человеку. Но молчать и хранить добродетель было пока нетрудно — до сих пор его не спрашивали прямо о Лычко.

Утром он рассказал то, что продумал накануне, и в свидетели привел Лашута. «Секретарь» был доволен, хотя Томаш лишь чуть-чуть подправил свой рассказ. Он был доволен, но его оптимизм раздражал Менкину. Несколько дней подряд он повторял свой рассказ о том, что произошло на вокзале: на допросах — «секретарю» и себе самому — в камере: повторял его столько раз, что уж совсем одурел. Хорошо, что сосед хоть немного развлекал его стуком.

— Расскажите-ка еще раз свою любовную историю, — с несокрушимым оптимизмом, снова и снова требовал следователь. — Только не обойдите двух лиц, ехавших с вами в купе, — кроме вашего швейцарского охотника, конечно. Одной из этих лиц была Дарина Интрибусова.

Внимание Менкины не настолько еще было утомлено, чтоб он не сообразил сразу: ага, значит, допрашивали Лашута, а скорее всего, и Дарину. Он допускал, что из Лашута, как и из него самого, одно-то имя да вытянули. И Лашут, вероятно, назвал Дарину. Менкина горько упрекал себя за это.

— Не понимаю, что вам еще от меня нужно? — вскипел Менкина; он терял спокойствие, начал путаться.

— Например, знать — кто был третий? Тот самый, который передал вам чемоданы в поезде. Вы, наверно, не знаете, незнакомы с ним, никогда не видели, — насмешничал следователь. — А все-таки, может, вспомните, кто это?