Читать «Палачи и жертвы» онлайн - страница 33

Кирилл Анатольевич Столяров

Такого рода пометки Сталин, в основном, делал в довоенные годы, а после войны его живой интерес сосредоточился на других сочинениях — на контрразведывательной информации и, главным образом, на протоколах допросов арестованных заговорщиков. Читал он и периодику — «Новый мир», «Знамя», «Октябрь» и «Звезду», — но это было работой: надо же держать руку на идеологическом пульсе страны, чтобы взвешенно решать, кто достоин Сталинских премий, а кого в назидание остальным следует изолировать от общества или вовремя приструнить, одернуть и поставить на место, как Ахматову и Зощенко. Пятый журнал тех лет — «Сибирские огни» — Сталин игнорировал, из–за чего ни одно из опубликованных там произведений не было отмечено Сталинской премией. Что же касается следственных дел, потоком поступавших из МГБ, то они содержали настолько увлекательные сюжеты и неожиданные, захватывающие повороты, что им бы позавидовал сам Шекспир. В бессонные ночи со страниц протоколов перед Сталиным возникали многофигурные сцены из тех спектаклей, где он одновременно выступал в двух ипостасях: как автор и как режиссер–постановщик. Это отчетливо видно из дела П. С. Жемчужиной, жены В. М. Молотова.

П. С. Жемчужина работала начальником Главного управления текстильно–галантерейной промышленности Минлегпрома СССР и была арестована по распоряжению Сталина якобы за утрату важных документов, которые, надо думать, у нее выкрали специально, чтобы иметь повод для ареста. Вместе с нею взяли под стражу ее технического секретаря Мельник—Соколинскую и нескольких мужчин, ответственных работников Главка. Жемчужина содержалась в камере Внутренней тюрьмы МГБ не одна — к ней заботливо подсадили превосходно воспитанную, очень контактную особу, в чью задачу входило разговорить огорченную арестом соседку. Каждое слово записывалось на магнитную ленту, расшифровка которой поступала непосредственно к Сталину. Однажды Жемчужина заболела и через надзирателей попросила полковника Лихачева, возглавлявшего расследование ее дела, ненадолго зайти к ней в камеру. Предварительно испросив на то разрешение у министра, Лихачев пришел к Жемчужиной и пробыл у нее полчаса, а после его ухода Жемчужина охарактеризовала Лихачева как вежливого и внимательного человека. Той же ночью Сталин вызвал к себе Абакумова и всячески поносил его, называя «предателем», «продажной сволочью» и «слугой двух господ».

Об этом я узнал от И. А. Чернова, которому взбудораженный Абакумов поручил отобрать письменное объяснение у Лихачева и безотлагательно провести служебное расследование.

В деле Жемчужиной есть еще один впечатляющий факт. Поскольку ни Жемчужина, ни Мельник—Соколинская, ни другие арестованные не признавались во вражеской деятельности, а без их признаний версия обвинения рушилась, на Лубянке произвели оригинальный эксперимент — путем побоев вынудили двух мужчин из Минлегпрома дать показания о своем сожительстве с Жемчужиной. На очной ставке с ней они повторили разученные подробности связи вплоть до излюбленных поз и иных скабрезных подробностей. Оскорбленная Жемчужина, в то время уже пожилая женщина, разрыдалась, а удовлетворенный достигнутым эффектом «забойщик» Комаров шепнул стоявшему рядом следователю: «Вот будет хохоту на Политбюро!»