Читать «Дюма. Том 46. Сесиль. Амори. Фернанда» онлайн - страница 2
Александр Дюма
Что касается мебели будуара, обтянутой, как и стены, голубым атласом, то ее отличали жесткие, режущие глаз линии, и по сей день поражающие людей со вкусом, любителей комфорта, ибо они не только не могут понять, зачем надо было соглашаться на подобную подделку старины, но и как можно пользоваться предметами этой обстановки: на канапе едва можно прилечь, а в креслах — сидеть, не говоря уже о стульях; оставим в стороне скамеечки в виде буквы X, поскольку, если не считать их необычной формы и афинских орнаментов на них, они хотя бы в какой-то мере оправдывали свое предназначение.
Каминные украшения соответствовали общему духу убранства: часы в виде большого круглого щита — возможно, Ахиллова — поддерживали четыре тощих амура, сгибавшихся под его тяжестью; канделябры тоже представляли собой группу из четырех амуров, и их факелы образовывали четырехсвечник. Как мы уже говорили, все это, несмотря на дурной вкус, выглядело богато, ярко, а главное, оттенялось блеском, грацией и красотой обитавшей там сирены (вот видите, мы и сами невольно, увлеченные своим сюжетом, склонились к мифологическому стилю той эпохи).
Богиня, которой поклонялись в этом маленьком храме, как мы уже сказали, томно возлежала на кушетке, делая вид, будто изучает свою роль, хотя в действительности думала лишь о том, как ей лучше набросить на себя пеплум или уложить складки туники в новой трагедии, в которой ей предстояло играть; но тут открылась дверь и вошла горничная с весьма непринужденным видом, вполне подходящим как для доверенной трагедийной наперсницы, так и для комедийной субретки: Йемена и Дорина в одном лице, советчица и хранительница секретов.
— Как! Опять вы? — воскликнула актриса, выражая свое неудовольствие очаровательной гримасой, которая, казалось, говорила, что особа, заслужившая этот упрек, поступила правильно. — А ведь я предупреждала, что хочу побыть одна, совершенно одна, чтобы позаниматься на свободе; мне никогда не выучить эту роль, и все по вашей вине, слышите, мадемуазель Корнелия?
На самом деле горничную звали Марией, но имя это показалось ей заурядным, и она самочинно решила переименовать себя, взяв более звучное, а главное, более изысканное имя Корнелия.
— Боже мой! — отозвалась горничная. — Тысячу раз прошу у госпожи прощения за свою вину и готова взять на себя всю ответственность перед автором, но как быть: один красивый молодой человек просит разрешения поговорить с вами, да так настойчиво, что у меня не хватает духа отослать его.