Читать «Каюр 2082» онлайн - страница 184

Грим

Первым впечатлением новорожденного обезьяньего разума от мира сего был беспредельный ужас - перед его суетностью и печалью, непостижимостью и заботой, а более всего пред тем, что все умрем. А следом - унылое недоумение: раз так, то зачем вообще этот разум дан?

К тому же неодобрение соплеменников к разуму выражалось в непрерывном третировании оступившегося. И здорового альфа-самца в скором времени согнули в омегу.

Стадо всегда затрет даже самого выдающегося. А чтобы не затерло - ему надо возглавить толпу. И что-то делать с этой толпой, направлять ее интерес и интенции.

Во второй части рассказа обезьяна собиралась вернуть ученому долг, то есть поделиться с ним собственной конфигурацией. Не знаю, что из этого получилось бы. Не додумал пока.

Я, бывало, и не такие фабулы загибал. Однако жаль, что именно эта идея не была претворена в текст: этой небольшой небылицей я б открыл прецедент. Я не только миксы имею в виду.

Утверждаю категорически: хороший вымысел рано или поздно сбывается. Если жить достаточно долго и тем более, если жить всегда. Что-то воплощается целокупно, что-то фрагментами, по частям. Например, черт явившийся Карамазову, я уверен, частично сбывается в Торопецком. А этнические архетипы - баба Яга, Горыныч, Кощей - находят воплощение в исторических деятелях.

Рано или поздно всё равно ничего не будет. А прежде чем ничего не будет, всё может быть. Учитывая профетическую силу моих новелл, и в частности этой, постараюсь подать счастливый финал.

Возможно, тут сказывается влияние прочитанного на умы. Я знал одного англичанина, который прочтя 'Братьев Карамазовых', стал панически бояться русских. Заявляя при каждом удобном случае, что такие книги, авторы, расы не имеют права на существование. Такой вот трусовато-литературный расизм.

Кстати, товарищ генерал, о расизме. Я сравнил бы общественное устройство с могучим дубом. На верхних ветвях этого дремучего древа с удобством расположились гэфэ, ниже их - прочие челы, еще ниже - чмо и наконец - я, микс, покуда единственный и бесправный. Мой фанк до сих пор не включен в Реестр, что вызывает огромные неудобства. Без идентификации нынче даже проститутка не даст, не говоря уже о свободе передвижения, доступе к информационным ресурсами и прочим правам. Пустота в душе, как будто от Господа отлучили. Невозможность быть как-то названным, обозначенным, идентифицированным провоцирует комплекс неполноценности. Чувств нет, а то бы расчувствовался. Слов нет, а то бы сказал. Так что прошу Вас, товарищ генерал-майор, разрешить это недоразумение как можно скорее.

Кто я, спрашивается, такой? Да кто я, собственно, ни такой. С биографией у меня проблемы. У иных ее нет. У меня же их - две. Одна - стотридцатилетнего, умудрённого (впрочем, я думал, что он более умудрён), а второму отроду сорок два годика, отрок ещё. Знаете, каково быть сразу двумя? То порой что-то вибрирует во мне при общении с Торопецким. Родственные струны дрожат в унисон. А иногда наоборот, с Павловым, а к Торопецкому я совершенно глух. И тогда я воспринимаю присутствие во мне Торопецкого как нечто инородное, как чье-то вторжение. Такое вот раздвоение личности. Весь мир двоится меж вами нами двумя. Одна система чувств и две реакции, две оценки того или иного события. Тезис - антитезис - синтез. И в зависимости от того, кто превалирует в данный конкретный момент и принимается то или иное решение.