Читать «Воспоминания дипломата» онлайн - страница 190

   Как известно, внешняя политика каждого самостоятельного государства есть проявление его верховной воли, отражение его государственной, вернее, социальной сущности. Тот факт, что эта ультимативная телеграмма была послана не в Петроград, а в Могилев и не через дипломатические представительства, а через военных агентов при русском верховном командовании, свидетельствовал о том, что союзные державы не хотели официально признать Советское правительство, хотя и ставили ему косвенно ультимативные требования. Таким образом, нельзя было не убедиться, что уже в ноябре 1917 г. в Париже подготовлялась вооруженная интервенция, которая и началась весной 1918 г. Тем не менее союзные дипломаты в России оставались на своих местах, не будучи ни официально аккредитованы при Советском правительстве, ни признаны им. По-видимому, для военной дипломатии, которая являлась лишь пособницей главного командования, все приемы были хороши, вплоть до устройства заговоров. Так было во время войны в Греции, то же подготовляли военные союзные державы и в России. Но в последнем случае союзники потерпели неудачу. Они вынуждены были понемногу отступить, несмотря на все попытки "раздавить" Советское правительство. Во всяком случае нельзя не признать, что все военно-дипломатические планы Парижа в течение 1918 г. носили фантастический характер. Они были рассчитаны лишь на ближайшее время и подчинялись стратегическим требованиям данной минуты. Дипломатический корпус в Петрограде, по-видимому, вспомнив, что в обязанности дипломатов не входит играть роль заговорщиков против правительства страны, в которой он пребывает, явился в полном составе к В.И. Ленину для переговоров. Я забегаю вперед, но мне хотелось привести этот пример в доказательство того, что союзная военная дипломатия уже с конца 1917 г. готовилась ко всякого рода выступлениям, не стесняясь прибегать и к таким средствам, которые до того никогда не применялись в дипломатических сношениях.

   Комическим примером военной дипломатии было появление в Мадриде самозванного посла Стаховича. Он к этому времени основательно опустился и полностью сохранял приемы, применявшиеся им, вероятно, в прежние времена на дворянских выборах в захолустных уездах. Признаться, за 25 лет моей дипломатической службы я подобного рода приемов не знал: прежний дипломатический обиход, рассчитанный на долголетнее применение, их исключал. Зная о моем желании вступить в сношения с Советским правительством, мои парижские коллеги считали меня врагом. Вернувшись из поездки в Париж, Стахович пустил в ход против меня всю свою "уездную" артиллерию. Правда, это несколько запоздало, так как к тому времени я уже подготовил все к своему отъезду из Испании.

   Не согласный с политикой, которую я проводил в Мадриде как поверенный в делах России, Стахович послал на меня жалобу французскому министру иностранных дел Пишону (кстати сказать, я хорошо знал Пишона еще по Китаю и могу себе представить удивление последнего при получении телеграммы с обвинениями против русского дипломата от лица, не попавшего в дипломаты). Кроме того, Стахович доставил маркизу Алусемасу окольным путем экземпляр "Сборника секретных документов" (издание НКИД), содержащего и несколько моих секретных телеграмм, где я, между прочим, давая отчет о революционном движении в Испании летом 1917 г., говорил, что репутация Альфонса XIII идет на убыль. Наконец, произошло то, чего я хотел избежать: мы со Стаховичем перестали кланяться. Мне донельзя все это претило и было стыдно за Стаховича перед иностранцами.