Читать «Воспоминания дипломата» онлайн - страница 119

Бюро печати (1908-1909)

   Как я уже говорил выше, мое решение принять назначение в Петербург было в высшей степени опрометчиво. Я не учел того, что при несогласии с общей линией Министерства иностранных дел гораздо удобнее вести дипломатическую работу за границей, чем работать в непосредственной близости к министру. В мое оправдание я могу лишь сказать, что в Бухаресте я не мог себе отдать отчета, насколько Извольский успел уже потерять чувство меры, стремясь вести личную политику и во что бы то ни стало ознаменовать свое пребывание у власти блестящими успехами в международных делах. Если графа Ламздорфа как министра иностранных дел стесняла в его деятельности придворно-канцелярская рутина, то Извольский, мнивший себя великим европейским дипломатом, совершенно игнорировал внутреннее положение России, еще так недавно проигравшей русско-японскую войну. Если в 1906 г. в области внешней политики я застал в Петербурге настроения, клонившиеся к соблюдению возможной осторожности (политика "человека на заборе") по отношению к борьбе двух больших европейских группировок, имевших свои центры в Париже и в Берлине, то в 1908 г. позиция Петербурга была уже совсем иной. В силу искусной политической игры Эдуарда VII влияние Парижа и Лондона окончательно сменило былую роль Берлина в столице на Неве, а потому мои взгляды и убеждения, подкрепленные балканским опытом, не подходили больше Извольскому и его окружению. Мне после приезда пришлось в этом убедиться, и притом весьма неприятным образом.

   В мои новые обязанности как управляющего бюро печати, помимо редакторской работы по ежедневному выпуску "Обзора печати", входил прием главным образом иностранных корреспондентов. С ними, конечно, приходилось соблюдать весьма большую осторожность, чтобы не разойтись в чем-либо с министром, но я попался на одном из первых же посещений не иностранного, а своего, русского журналиста А.А. Пиленко. Я его знал уже несколько лет. Между прочим, в свое время он всячески защищал меня на столбцах "Нового времени" в связи с моим цетинским инцидентом. Принял я его как своего хорошего знакомого, с которым можно было говорить откровенно. Я был уверен, что он зашел ко мне отнюдь не для того, чтобы получить интервью, а тем более не с целью поместить это интервью в печати без моего ведома. Но оказалось, что дело обстояло именно так. Пиленко успел сделаться одним из самых ярых застрельщиков германофобской политики, и в этом его поддерживал бывший управляющий второй экспедицией А.А. Гире. По-видимому, он с неудовольствием уступил мне свое место в министерстве и постоянно в силу своих близких отношений с Извольским продолжал вмешиваться в дела бюро печати. В разговоре с Пиленко я не скрыл от него своего глубокого убеждения в опасности принятого нами курса, в особенности подчеркнул ему всю нежелательность наших выступлений в Македонии, которые совершенно не согласуются с общими настроениями в России, крайне утомленной японской войной и к тому же переживавшей в то время, после первой революции, глубокий внутренний кризис.